Оливер Твист

— Столько ночей, — сказала дѣвушка съ оттѣнкомъ женственной нѣжности, которая даже ея голосу придала какую то мелодичную кротость:- столько ночей я высидѣла надъ тобой, ухаживая и заботясь о тебѣ, словно ты былъ малый ребенокъ. Въ первый разъ сегодня ты пришелъ въ себя; неужели ты поступилъ бы со мной такъ, какъ ты сейчасъ сдѣлалъ, если бы вспомнилъ объ этомъ обо всемъ? Ну же, ну же — скажи нѣтъ!

— Ладно, — отвѣтилъ Сайксъ:- я не трону тебя. Фу, чортъ. Опять дѣвка расхныкалась!

— Ничего, — возразила она, падая на стулъ. — Не обращай вниманія. Сейчасъ пройдетъ.

— Что пройдетъ? — свирѣпымъ голосомъ спросилъ Сайксъ. — Что это за глупости опять начинаются? Вставай, нечего праздновать; принимайся за работу, да не надоѣдай мнѣ своими бабьими нелѣпицами.

Въ другое время это увѣщаніе и тонъ, которымъ оно было произнесено, возымѣли бы желаемое дѣйствіе. Но дѣвушка была дѣйствительно слаба и истощена и, закинувъ голову на спинку стула, потеряла сознаніе, прежде чѣмъ мистеръ Сайксъ успѣлъ выговорить проклятія, которыми онъ въ подобныхъ случаяхъ обыкновенно уснащалъ свои угрозы. Не зная какъ быть въ такомъ непривычномъ случаѣ, такъ какъ прежніе истерическіе припадки миссъ Нанси были такого свойства, что она оправлялась отъ нихъ безъ посторонней помощи, мистеръ Сайксъ попробовалъ немного побогохульствовать и, убѣдившись въ полной безрезультатности этого средства, позвалъ на помощь.

— Въ чемъ дѣло, мой другъ? — спросилъ Феджинъ, заглядывая въ дверь.

— Помоги дѣвкѣ, какъ тутъ быть? — нетерпѣливо отвѣтилъ Саііксъ. — Нечего щелкать зубами и ухмыляться на меня!

Съ восклицаніемъ изумленія Фэджинъ поспѣшилъ къ Нанси, между тѣмъ какъ мистеръ Джонъ Даукинсъ, вошедшій въ комнату вслѣдъ за своимъ почтеннымъ учителемъ, торопливо положилъ на полъ находившійся у него въ рукахъ узелъ и, выхвативъ у слѣдовавшаго за нимъ мистера Чарльза Бэтса бутылку, въ мгновеніе ока вытащилъ пробку зубами и вылилъ часть содержимаго въ ротъ паціентки, предварительно глотнувъ самъ во избѣжаніе ошибки.

— Наддай ей свѣжаго воздуху мѣхами, Чарли, — сказалъ мистеръ Даукинсъ:- а ты, Феджинъ, шлепай ее по рукамъ, пока Сайксъ развяжетъ ей платье.

Всѣ эти возстановительныя средства были примѣнены съ большимъ усердіемъ, — въ особенности же старался мистеръ Бэтсъ, которому его доля участія повидимому доставила величайшее развлеченіе, — и желаемая цѣль была вскорѣ достигнута. Нанси, понемногу придя въ себя, шатаясь подошла къ стулу, находившемуся у кровати, и уткнулась лицомъ въ подушку, предоставивъ мистеру Сайксу встрѣчать гостей, столь неожиданно явившихся.

— Какой злой вѣтеръ занесъ тебя сюда? — обратился онъ къ Феджину.

— Не злой вѣтеръ, другъ мой; вѣдь злой вѣтеръ не приноситъ ничего хорошаго, а у меня есть кое что хорошее, что ты радъ будешь увидѣть. Доджеръ, мой дружокъ, развяжи ка узелъ, да передай Биллю тѣ мелочишки, на которыя мы сегодня утромъ потратили всѣ деньги.

Согласно распоряженію мистера Феджина, Доджеръ развязалъ старую скатерть, въ которую былъ увязанъ его объемистый узелъ, и началъ передавать одинъ за другимъ находившіеся тамъ предметы Чарли Бэтсу, который располагалъ ихъ на столѣ, краснорѣчиво восхваляя ихъ несравненную доброкачественность.

— Ну, и паштетъ изъ кроликовъ! — вскричалъ этотъ юный джентльменъ, разворачивая большой паштетъ. Такіе, Билль, молоденькіе кролики, да съ такими нѣжными суставами, что даже косточки таютъ во рту и ихъ не приходится обгладывать! Полъ фунта чаю цѣною въ семь шиллинговъ шесть пенсовъ — такого крѣпкаго, что крышка чайника отлетитъ прочь, когда бросить щепотку въ кипятокъ! Полтора фунта тростниковаго сахарнаго песку, надъ которымъ негры трудились до тѣхъ поръ пока не довели его до такого совершенства — ей Богу! — Два двухфунтовыхъ хлѣба, фунтъ лучшаго масла, кусокъ двойного глочестера!.. А вотъ это на послѣдокъ — самый лучшій сортъ, какой тебѣ приходилось пить Билль!

Прочтя послѣдній панегирикъ, мистеръ Бэтсъ вытащилъ изъ своего объемистаго кармана изрядную винную бутылку, тщательно закупоренную, а мистеръ Доджеръ въ ту самую минуту налилъ изъ бывшей у него въ рукахъ склянки полную рюмку чистаго спирта, которую больной опрокинулъ себѣ въ ротъ безъ малѣйшаго колебанія.

— Ага! — произнесъ Фэджинъ, потирая руки съ чувствомъ большого удовлетворенія. — Теперь ты поправишься, Билль, дѣло пойдѣтъ на ладъ.

— Пойдетъ на ладъ! — вскричалъ мистеръ Сайксъ. — Да двадцать разъ дѣло могло такъ пойти на ладъ, что я былъ бы отдѣланъ начисто, прежде чѣмъ ты помогъ бы мнѣ! Какъ это можно, криводушный бродяга, бросать такъ человѣка, не навѣдываться даже о немъ три недѣли или больше?

— Ну, вы только послушайте его, молодцы! — произнесъ Феджинъ, пожавъ плечами. — А мы еще принесли ему всѣ эти чудныя вещи!

— Вещи можетъ быть хороши, но это само по себѣ, - замѣтилъ Сайксъ, немного смягчившись, когда окинулъ взглядомъ столъ. — А вотъ, что сказать про тебя, когда ты бросилъ меня тутъ безъ денегъ, безъ жратвы, больного? Когда ты оказывалъ мнѣ ни больше вниманія, какъ если бы я былъ вонъ эта собака? — Оттащи ее прочь, Чарли!