Крикъ повторился… показался свтъ… передъ глазами Оливера смутно мелькали фигуры полуодтыхъ людей на ступенькахъ лстницы… Яркій блескъ… выстрлъ… облако дыма… гд-то трескъ, но гд… онъ не зналъ.
Сайксъ исчезъ только на минуту, но затмъ снова показался и, пользуясь тмъ, что дымъ еще не разсялся, схватилъ Оливера за шиворотъ. Выстрливъ затмъ изъ своего собственнаго пистолета въ сторону двухъ человкъ, которые успли тмъ временемъ скрыться, вытащилъ мальчика обратно изъ окна.
— Крпче держись за меня, — сказалъ ему Сайксъ. — Дай сюда платокъ… Они ранили его. Живй! Экъ, какъ изъ него льетъ кровь!
Въ голов мальчика смутно промелькнули громкій звонокъ, громъ выстрловъ, крики людей и сознаніе того, что его быстро несутъ по неровной почв. Затмъ шумъ этотъ замеръ гд то въ отдаленіи, смертельный холодъ охватилъ его сердце и больше онъ ничего не видлъ и не слышалъ.
XXIII. Весьма интересный разговоръ между мистеромъ Бемблемъ и нкоей леди, который показываетъ, что даже приходскій сторожъ можетъ поддаваться нкоторымъ чувствамъ
Ночь была необычайно холодная, и снгъ, покрывавшій землю, лежалъ на ней толстымъ, крпкимъ слоемъ, такъ что рзкій, холодный втеръ, завывавшій кругомъ, могъ подхватывать только недавно сметенный снгъ, который лежалъ кучами по краямъ улицы и до угламъ домовъ. Да, темная, леденящая была эта ночь, одна изъ тхъ ночей, когда люди, имющіе теплый домъ и хорошую пищу, сидятъ у огня и благодарятъ Бога за то, что у нихъ есть пріютъ, а бездомные и голодные ложатся на землю и умираютъ. Да, много отверженныхъ закрываютъ навсегда глаза въ такую лютую ночь и, каковы бы ни были ихъ преступленія, врядъ ли чувствуютъ они себя хуже тамъ, куда переселяются.
Такова то была погода, когда мистриссъ Корней, надзирательница дома призрнія, съ которымъ уже знакомы наши читатели, какъ съ мстомъ рожденія Оливера, сидла у весело трещавшаго огня въ своей маленькой комнат и смотрла съ удовольствіемъ на небольшой круглый столъ, на которомъ стоялъ соотвтствующей величины подносъ со всми принадлежностями для закуски. Мистриссъ Корней собиралась пить чай. Когда она взглянула на огонь, гд самый маленькій изъ всхъ маленькихъ чайниковъ плъ нжнымъ, тоненькимъ голоскомъ свою нжную псенку, чувство внутренняго довольства ея еще увеличилось и она улыбнулась.
— Да, — сказала она, облокачиваясь на столъ и задумчиво глядя на огонь, — всякій изъ насъ иметъ то, что ему нужно, и вс мы должны быть благодарны за все, что намъ дается. Увы!.. не вс, однако, сознаютъ это.
Мистриссъ Корней печально покачала головой, какъ бы сожаля о духовной слпот тхъ нищихъ, которые не сознаютъ этого, и опустивъ серебряную ложечку (свою собственную) въ жестяную чайницу, она взяла, сколько нужно было чаю, и заварила его.
Ахъ, какія подчасъ ничтожныя вещи могутъ нарушить равновсіе нашихъ мыслей! Черный чайникъ, самый маленькій изъ всхъ чайниковъ, былъ слишкомъ переполненъ водой, вслдствіе чего закиплъ черезъ край и вода брызнула на руку мистриссъ Корней.
— А чтобъ тебя! — воскликнула почтенная матрона, ставя чайникъ обратно на очагъ. — Что можетъ быть глупе чайника, въ которомъ помщается всего только дв чашки чаю! Ну, кому онъ годится! За исключеніемъ, впрочемъ, — прибавила мистриссъ Корней посл небольшой паузы, — такого несчастнаго, всми покинутаго созданія, какъ я. О, Боже!
И съ этими словами матрона упала въ кресло и облокотившись о столъ, задумалась о своей печальной, одинокой судьб. Маленькій чайникъ и одинокая чашечка пробудили въ ней воспоминаніе о мистер Корне (который умеръ всего двадцать пять лтъ тому назадъ) и это переполнило чашу ея горя.
— Нтъ, такого, какъ онъ, у меня не будетъ больше, — сказала мистриссъ Корней печально, — никогда больше не будетъ… такого, какъ онъ.
Съ кому относилось это замчаніе, къ мужу ли или къ чайнику, неизвстно. Весьма возможно, что и къ послднему, такъ какъ мистриссъ Корней въ ту самую минуту, когда говорила, взглянула на чайникъ и сняла его съ огня. Не успла она налить себ первую чашку, какъ въ дверь ея комнаты кто тo легонько постучался.
— Ну, кто тамъ еще, войдите! — сказала мистриссъ Корней нсколько раздражительнымъ тономъ. — Старуха какая нибудь умираетъ… Ихъ всегда угораздитъ умереть, когда я закусываю. Не стойте же у дверей, вы напустите мн холоду въ комнату. Что тамъ случилось?
— Ничего ма'амъ, ничего, — отвчалъ мужской голосъ.
— Боже мой! — воскликнула матрона на этотъ разъ уже несравненно боле мягкимъ голосомъ. — Да, вдь это мистеръ Бембль.
— Къ услугамъ вашимъ, ма'амъ, — отвчалъ мистеръ Бембль, который только что усплъ стряхнуть снгъ со своихъ сапоговъ и плаща и входилъ въ комнату, держа въ одной рук трехуголку, а въ другой свертокъ. — Прикажете затворить дверь, ма'амъ?