Оливия Киттеридж

— Ладно, — сказала Джейн.

— Она была очень несчастна. У меня на душе стало нехорошо. — Боб по-прежнему не смотрел на нее: смотрел куда-то вперед, над рулевым колесом. — Я почувствовал… Ну, не знаю. Могу только сказать тебе — я жалею, что она мне позвонила. — Теперь он откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул. — Мне надо было лететь в Орландо, закрыть тот счет, вот я и сказал ей, что заеду повидаться, и так и сделал. Я отправился в Майами и увиделся с ней, и это было ужасно, в этом было что-то трагичное и жалкое. На следующий день я улетал из Майами, где и встретил Грейнджеров.

— Ты провел с ней ночь в Майами?

Теперь Джейн била дрожь, у нее стучали бы зубы, если бы она дала им волю.

Боб как-то обмяк в кресле. Голова его покоилась на подголовнике, глаза были закрыты.

— Я хотел в тот же вечер уехать назад в Орландо на машине. Так я запланировал заранее. Но час был слишком поздний. И мне казалось неловким уехать, да и, откровенно говоря, я не чувствовал себя способным такой поздней ночью благополучно довести машину до Орландо. Это было ужасно, Джейни. Если бы ты только знала, как глупо, и ужасно, и жалко все это было!

— И много ты разговаривал с ней с тех пор?

— Я один раз позвонил ей, через несколько дней после возвращения, и это все. Я говорю тебе правду.

— Она умерла?

Боб покачал головой:

— Понятия не имею. Вероятно, я услышал бы — от Скотта или Мэри, — если бы она умерла, так что, полагаю, она жива. Но я понятия не имею.

— Ты о ней думаешь?

Он умоляюще посмотрел на нее в полутьме:

— Джейн, я думаю о тебе, я люблю тебя. Только тебя, Джейни. Это же было четыре года назад. Четыре года — это так давно.

— Нет, неправда. В нашем возрасте это все равно что пару страниц перевернуть — флип-флип. — Во мгле она сделала рукой жест, быстрое движение туда-сюда.

На это он не стал отвечать, только смотрел на нее, не поднимая головы с подголовника, словно упал с какого-нибудь дерева и теперь лежит, не в силах подняться; он лишь скосил глаза в ее сторону, глядя на Джейн в изнеможении и невыразимой печали.

— Для меня важна только ты, Джейн. Она не имеет значения. То, что я с ней увиделся, не имело для меня значения. Я сделал это потому, что она этого хотела.

— Но я просто не понимаю, — призналась Джейн. — Я что хочу сказать — вот сейчас, в этот момент нашей с тобой жизни, я просто не понимаю. Потому что она этого хотела?

— Я не виню тебя, Джейни. Это же нелепо. Это было так… Об этом и говорить не стоило. — Боб закрыл лицо большой рукой в перчатке.

— Мне нужно зайти в дом, я просто закоченела.

Джейн вышла из машины и стала подниматься по ступенькам крыльца. Она шла, будто запинаясь, но она не запиналась. Подождала, пока он отпирал дверь, прошла мимо него на кухню, потом через столовую — в гостиную и там опустилась на диван.

Боб последовал за ней, зажег лампу и сел на журнальный столик лицом к жене. Довольно долго они сидели молча. Джейн чувствовала, что ее сердце снова разбито. Только теперь ведь она — старуха, в этом вся разница. Боб тихонько снял с себя пальто. Спросил:

— Принести тебе что-нибудь? Хочешь горячего шоколада? Чаю?

Джейн покачала головой.

— Все-таки сними пальто, Джейни.

— Нет, — отказалась она. — Мне холодно.

— Ну пожалуйста, Джейни!

Он пошел наверх и вернулся с ее любимым свитером — желтым кардиганом из ангорской шерсти.

Джейн положила свитер на колени.

Боб сел на диван рядом с женой.

— Ах, Джейни, — произнес он, — я так тебя огорчил!

Она позволила ему помочь ей — минуту спустя. Надела свитер.

— Мы стареем, — сказала она затем, — и однажды умрем.

— Джейн!

— Мне страшно, Бобби.

— Нужно лечь в постель, — сказал он.

Однако Джейн покачала головой и спросила, отстраняясь от его руки, обнимавшей ее плечи:

— Она так никогда и не вышла замуж?

— Да нет, — ответил Боб. — Нет, так и не вышла. Она же ненормальная, Джейни.

Минуту спустя Джейн сказала:

— Не хочу о ней говорить.

— Я тоже.

— Никогда больше.

— Больше никогда.

— Потому что наше время на исходе, — пояснила она.

— Ничего подобного, Джейни. У нас есть еще время побыть вместе. У нас с тобой еще может быть лет двадцать в запасе.

Когда он произнес это, она почувствовала к нему неожиданную и глубокую жалость.

— Мне нужно просто посидеть здесь еще несколько минут, — сказала она. — А ты иди наверх и ложись.

— Я останусь с тобой.

Так они и сидели молча; лампа на боковом столике роняла в притихшую комнату неяркий, задумчивый свет.

Джейн глубоко, спокойно вздохнула и подумала, что она вовсе не завидует тем молодым девушкам в кафе-мороженом. За скучающими взглядами официанток, подающих клиентам пломбир, таятся — она это понимала — огромная серьезность, огромные желания и огромные разочарования, а впереди их ожидает такая неразбериха и (что гораздо утомительнее) — гнев; ох, ведь, прежде чем они покончат со всем этим, им придется обвинять, обвинять и обвинять и в конце концов они тоже устанут.

Рядом с собой на диване она услышала, что дыхание мужа изменилось: он неожиданно уплыл в сон, уронив голову на диванные подушки. И тут вдруг она увидела, как Боб вздрогнул всем телом.