– Я помню. Только я слишком хорошо тебя знаю – и особенно учитывая, что ты только что мне рассказала, в это трудно поверить. Не в твоем характере «просто переспать», Хелена. Если только тогда ты не была совсем другим человеком.
– Гулящей, ты хочешь сказать? – вздохнула она. – После сегодняшних откровений, уверена, именно так ты обо мне и думаешь.
– Конечно, нет. Тебе было двадцать девять, когда мы поженились… естественно, в твоем прошлом были мужчины. Мой послужной список с женщинами едва ли безупречен, как ты знаешь, так что, пожалуйста, не думай, что я осуждаю тебя. Я был женат на тебе десять лет, и мне просто хотелось бы знать правду, вот и все.
– Давай не будем от этом, Уильям. Я рассказала тебе то, что ты хотел знать, и… – слезы от утомления и раздражения наконец хлынули из глаз Хелены.
– Хорошо, довольно, – сказал он мягко, видя ее отчаяние. – Спасибо, что сказала мне о ребенке, дорогуша. Теперь худшее позади.
«Если бы», – печально подумала Хелена.
По дороге домой Уильям держал ее за руку над рычагом переключения передач, как когда-то, когда они только познакомились. Его лицо было спокойнее, он выглядел более расслабленным. Он остановил машину перед Пандорой, выключил двигатель и повернулся к ней.
– Я люблю тебя, Хелена, пожалуйста, поверь мне. Что бы ты ни сделала до меня, это не имеет значения. Ты чудесная жена, мать и человек, так что, пожалуйста, перестань себя мучить. – Он нежно поцеловал ее в губы и погладил по волосам. – Я хочу забрать тебя в постель. Прямо сейчас. Давай проскользнем через дверь в кухню, чтобы нас не отвлекли.
Руку об руку они пошли к задней двери.
Уильям открыл ее как можно тише, и они на цыпочках прокрались по темному коридору на второй этаж.
Позже Хелена лежала в объятиях Уильяма, чувствуя, как прохладный ветерок от вентилятора гуляет по обнаженной коже. Уильям, как всегда, сразу же уснул. За напряжением последних недель она забыла, какое утешение может принести занятие любовью. Она была спокойна и благодарна, что сказала ему, даже если того, чего он знать не мог, было куда больше.
На мгновение у Хелены промелькнула мысль, сможет ли остальная ее история остаться в тайне… сможет ли она наконец забыть обо всем, навсегда остаться вот так, в надежных объятиях Уильяма. Не страшась момента, когда он обнаружит правду. И бросит ее.
Хелена закрыла глаза и постаралась расслабиться. Этой ночью он был с ней и они снова были близки. Она должна быть благодарна за это. И наконец она уснула.
– Мамочка, ты проснулась? – шелковистые волосы Имми щекотали ей нос.
– Нет, я крепко сплю. – Хелена знала, что Имми смотрит на нее, внимательно изучая.
– О, но ты говоришь, значит, наверное, проснулась.
Фред ущипнул маму за руку, и та подскочила.
– Ой! Ты что делаешь?!
– Я тебя бужу, – объявил он логично. – Я хочу молока.
– Доброе утро, дорогуша, – Уильям протянул руку мимо Имми и погладил Хелену по плечу. – Я пойду вниз и сделаю чай. – Он уже встал и тянулся за трусами. – А вы двое мне поможете, – сказал он Фреду и Имми.
– Папочка, а почему на вас с мамочкой нет одежды? – спросила, двинувшись за ним, дочь.
– Ночью было очень жарко, – услышала Хелена его ответ, когда все трое вышли из комнаты.
– Ну, я вот считаю, папочка, что в постели надо оставаться в трусах.
– Я тоже, – сказал Фред.
Хелена лежала и улыбалась, слушая этот разговор. Этим утром она чувствовала себя посвежевшей, словно гроза миновала, оставив за собой спокойный свежий воздух.
– Теперь-то мы действительно сможем отдохнуть, – пробормотала она про себя.
Август 2006 года
Отъезды
ДНЕВНИК АЛЕКСА
Последняя пара недель прошла как нормальный семейный отдых.
Больше никаких Греческих трагедий, Похитителей кроликов, Давильщиков винограда, Разводов или Пьяниц.
Даже приятно – после всех волнений и напряжения. Вообще-то я ненавижу это слово. «Приятным» бывает опрятный домик в пригороде, похожие друг на друга анораки для загородной прогулки на похожих друг на друга владельцах. Такие люди владеют одной хорошо воспитанной собакой и ездят на «Ниссанах-микра». В слове «приятный» – заурядность среднего класса, то есть большинства западного мира.
Разумеется, сами они заурядными себя не считают. Иначе бы застрелились. Потому что все мы стремимся быть личностями. Мы не муравьи, чьи многочисленные колонии и отменная организация не перестают меня удивлять. Достаточно понаблюдать, как они набрасываются на крошечный кусочек шоколада, который Фред роняет на кухонный пол. Они напоминают мне нацистов, или русскую Партию социалистов-революционеров, или миллионные отряды председателя Мао: вышколенные и безмозглые.
Я был бы не против познакомиться с вождем муравьев. В моем представлении он, возможно, – как все диктаторы-психопаты – невысокий и уродливый, с любовью к растительности на лице.
Возможно, я сделал бы карьеру, отрасти я усы…