Оливковое дерево

– Да. Другими словами, он считает, что тебе надо рассказать мне ради тебя самой. – Уильям потянулся через стол и накрыл ее руку своей. – Так, дорогуша, что это было? Что случилось?

– Я… – глаза Хелены наполнились слезами, – не могу…

– Можешь… – В этот момент их прервали: официант принес еду, дав Хелене паузу, чтобы взять себя в руки.

Когда официант ушел, Уильям снова взял ее за руку и продолжил:

– Дорогуша, у меня было время подумать об этом за эти дни, и не надо быть гением, чтобы догадаться, так что я облегчу тебе задачу. Ты забеременела от Алексиса?

– Да. – Хелене стало дурно, но слово – и правда – прозвучало, и она не могла взять его обратно.

– Так что случилось с ребенком?

– Я… сделала аборт.

– Алексис знал?

– Тогда – нет. Я узнала, что беременна, только когда вернулась в Англию.

– Ты сказала ему?

– Не тогда. Только недавно, в тот день, когда ты забрал детей на пляж, чтобы дать мне отдохнуть.

– Господи, неудивительно, что вы оба выглядели так странно, когда мы вернулись. Я знал, что что-то случилось, но не знал, что именно, вот и заподозрил худшее. Хотя теперь понятно, почему он тебя утешал. Совсем как утешил бы я, если доверилась бы мне. – В его взгляде был намек на гнев, но также и сочувствие. – И что ты сделала?

– Я знала, что не могу сохранить ребенка. К тому времени я была пансионеркой в Королевской балетной школе, так что пришлось ждать до половины срока. Я нашла клинику в «Желтых страницах» и записалась. Вернувшись домой, я сказала матери, что у меня сильное расстройство желудка, и до конца недели пролежала в постели, приходя в себя.

– Так ты прошла через все это одна?

– Я не могла никому сказать, Уильям. Мне едва исполнилось шестнадцать, и я была перепугана до смерти.

– Ты даже не подумала сказать Алексису? Ты же могла написать ему? Он явно любил тебя, хотя как он мог принудить тебя ко взрослым отношениям, когда тебе было всего пятнадцать, я не понимаю. Иногда мне хочется свернуть ему шею, как ты понимаешь.

– Уильям, он не знал, что я несовершеннолетняя. Я сказала, что мне почти семнадцать. Я солгала, потому что знала: иначе он ко мне не прикоснется.

– А ты хотела, чтобы прикасался, – Уильям поморщился. – Прости, Хелена, прости, что с трудом перевариваю этот разговор.

– Поэтому я никогда тебе и не рассказывала, – прошептала она.

– Поэтому ты была так напряжена перед отъездом в Пандору? Думала, что Алексис, возможно, еще здесь и правда выйдет наружу?

– Отчасти поэтому, – согласилась она, – но не думала, что ты заметишь.

– Конечно, я заметил. Все заметили. Мы все беспокоились о тебе.

– Правда? Прости. Я просто… – Хелена покачала головой и постаралась сдержать слезы, которые не имела права проливать. – Я не знала, что делать.

– Лично я нахожу, что правда – путь даже мучительная – всегда лучше лжи. В любом случае, дорогуша, теперь я, по крайней мере, знаю, и мне очень жаль, что тебе пришлось пройти все это в одиночестве и такой юной.

– Пожалуйста, не извиняйся, Уильям. То, что я сделала, с тех пор терзало меня. Я никогда не смогу по-настоящему простить себя.

– Придется постараться, Хелена. Мы все совершаем ошибки, и даже ты должна понять, что, если вспомнить и подумать, ты все сделала правильно, – мягко добавил Уильям. – Если, конечно, не собиралась вернуться сюда и выйти за Алексиса.

– Это был летний роман… я… мы были из совершенно разных миров и так молоды. Я полностью порвала с ним. Думала, лучше ему никогда не знать.

– Так ты хранила секрет все эти годы и никогда никому не говорила?

– Никогда.

– И ты не связалась с Алексисом потом?

– Я только что сказала… я не могла, – у нее на глаза навернулись слезы. – Ты представить себе не можешь, как мне было стыдно… до сих пор стыдно.

– Ну, надеюсь, теперь, когда тайна раскрыта, это поможет тебе исцелиться. И осознать, что у тебя просто не было выбора. Я очень, очень сожалею о том, что случилось с тобой, дорогуша. Ты была совсем девочкой – ненамного старше Хлои – и, вероятно, даже не такая искушенная, как она. Как жаль, что ты не могла рассказать матери.

– Господи, Уильям! – Хелена пришла в ужас от такой мысли. – Она бы, наверное, выгнала меня из дома и отреклась от меня. Она была очень порядочная и старомодная. Больше, пожалуй, похожа на бабушку.

– Что ж, может быть, из-за того, что у тебя не было матери, которой можно довериться, тебе так трудно полагаться на других. И, что важнее, доверять им. Пожалуйста, дорогуша, – Уильям нежно сжал ее руку, – поверь: я на твоей стороне. На самом деле.

– Я знаю. И прости меня.

– Ну, еще один вопрос, пока мы проясняем недомолвки…

– Что?

– Ты уверена, что не хочешь сказать мне, кто отец Алекса? Я убедил себя, что это Алексис – и уверен, Алекс тоже, – и теперь снова придется начинать сначала.

– Уильям, пожалуйста! Я говорила тебе раньше, это был просто какой-то безымянный тип, с которым я переспала, – сказала Хелена, нахмурившись от напряжения.