Омар Хайям. Гений, поэт, ученый

– Скажу тебе лишь то, – он улыбнулся, – что у меня совсем нет работы и нет покровителя. Вообще нет ничего своего. У дервиша есть его чашка и его милостыня, у учителя есть заработок, но что есть у меня?

Ясми, довольная, откинулась на траву. Если он действительно нищий, никто не отнимет его у нее. Тем лучше.

– Вовсе ты не мудрец… – невольно сорвалось с ее губ, – ты глупее Ахмеда – предсказателя, которому щедро платят серебром за его чтение по звездам. У него широкий плащ из шелка и черный раб… Ой, смотри, последние женщины собираются по домам. Выходит, и я должна идти!

Но стоило ему положить руку на ее запястье, и она не двинулась с места. Горлицы расселись по расщелинам в башне. Осталось одно небо. Небо и они вдвоем.

– Луна уже показалась, – сказала она, показывая на небо. – Мне пора идти.

– Скоро между рогами молодого месяца появится звезда.

– Нет, я уже не увижу этого. – Ее смех зажурчал родниковой водой. – Ты один, взгромоздившись на эту твою высоченную башню, ты один увидишь ее, как и все остальные свои звезды. А ты не боишься призраков, которые выходят погулять из своих могил в белых саванах?

– Нет, они вполне дружелюбны. Они приносят мне астролябию и зажигают звездные фонари и учат меня знаниям, которым владели сами халдеи.

От внезапно охватившего ее ужаса ее глаза расширились. Люди поговаривали, будто Омар обладал странной мудростью, с помощью которой перед ним открывались тайные знания, и, возможно, он говорил с душами умерших.

– Но разве ты говоришь на языке… халдеев?

– Нет, Ясми, но мне является ангел Невидимого, который приходит отдохнуть на стене. Он объясняет все сказанное, ведь ангелы знают все языки на земле.

– Это злая шутка! Нельзя так зло шутить об ангеле. А призраки действительно приходят к тебе?

Ясми придвинулась к нему поближе и как зачарованная не спускала глаз с кладбища, которое едва вырисовывалось в наступивших сумерках. Когда Омар обнял ее, она вздрогнула и попыталась высвободиться, но только опустила голову и прикрыла глаза.

Он почувствовал, как бьется ее сердечко, и услышал прерывистый шепот:

– Я боюсь… я боюсь.

Жажда любви, которая переполняла его, не нашла выхода в словах. Только шепот ответил на шепот. Ее руки потянулись к нему, и она, обхватив его голову, повернула ее к себе:

– Посмотри на меня!

И закрыла глаза.

Серебряная дуга новой луны стала ярче, и звезда замигала в ней. Казалось, кто-то нарисовал ее на черном покрывале ночного неба. Странная жажда терзала Омара, и острая боль пробегала по всему его телу… боль, которая внезапно стихла, стоило ему почувствовать дрожащие губы девушки на своих губах.

– Нет, – выдохнула она, – это плохо… нет, я…

Под темной одеждой, которую он снял с нее, плечи Ясми мерцали белизной при свете звезд. Ее руки, обхватившие его шею, притягивали его к жару ее губ и биению ее сердца. Белым пламенем любви Ясми отвечала на его жаждущую страсть, пока не вскрикнула и не затихла. В потоке его страсти он не отпускал своих объятий, пока оба они не замерли, глубоко дыша, еще не совсем очнувшись от случившегося.

Они побрели к городским воротам много позже вечерней молитвы, не чувствуя почвы под собой и не обращая внимания на луну, зависшую дугой в небе над ними. Луну, похожую на кривую турецкую саблю. А когда они добрались до фонтана под платаном на улице Продавцов Книг, Ясми вцепилась в Омара. От слез намок весь чаршаф под ее глазами.

– О сердце моего сердца, как я могу уйти от тебя?

Для Ясми существовала только одна любовь и только один любимый, и боль расставания мучила ее, доставляя почти физические страдания. Хотя ее губы и бормотали что-то, конечно же это был, без всякого сомнения, ангел Невидимого, который посетил разрушенную башню и дотронулся до ее души.

Омар не хотел есть. Не мог он и спать. Дремота окутала все его тело, но душа жаждала насладиться волшебством ночи. Он с улыбкой посмотрел на нищего, которого обнаружил спящим, свернувшись клубком у ворот его пристанища… Того самого нищего. Он замечал его и поздно ночью, когда тот, прихрамывая, ковылял по улице. Ноги сами вывели Омара на знакомую дорогу к парку, где ночные сторожа с их круглыми фонарями следили за временем и выкрикивали часы во славу Аллаха Всемогущего. Восторженное чувство, опьянявшее его, сделало его чувствительным к странностям этой ночи… Тень, которая скользила за деревьями, сопроводила его к большому пруду, вокруг которого спали бездомные люди, тяжело дыша, не сознавая волшебства ночи.

Белый осел дремал около закутавшегося в плащ горбатого мужчины, присевшего на берегу водоема. Эти двое показались Омару образами смутно припоминаемого сна… Где-то раньше он видел их, но не в такой обстановке.

Когда Омар присел рядом, горбун показал на воду:

– О брат мой, луна утопила себя в море слез.

Омар посмотрел на серебро кривой турецкой сабли, отраженное на водной глади водоема. Горе и печаль не могли иметь никакого значения для него этой ночью, но он понял, как сильно горюет этот горбун.

– Кто ты? – спросил он мягко.