В хороших действиях человека Бог ему помогает, в дурных — только покидает его, то есть во втором случае роль Бога лишь пассивная. Одинаково ошибочны учения приверженцев кадара, то есть полной свободы человека, что ведет к предположению о бессилии Бога, и джабра, учения о предопределении Богом всех человеческих поступков, что ведет к оправданию неверных и грешников.
Остроумным образом Хайям использует этот последний тезис мутакаллимов против власть имущих:
Неверные и лицемеры прямо идут в ад на вечные муки, покаявшиеся перед смертью верующие — прямо в рай; верующих, умерших без покаяния, Бог, как пожелает, или направляет в рай, или наказывает в аду за грехи; после покаяния перед ними открывается рай. Адские муки умерших могут быть сокращены заступничеством Пророка Мухаммада и молитвами живых. Молиться следует за всех мусульман, каковы бы ни были их грехи; решение вопроса о тяжести греха следует предоставить Богу.
В ответ на эту профанизацию ислама, когда тайна смысла существования человека окончательно забывается в жадной обывательской суете по поводу рая и ада, Хайям издевательски вскрывает характер божества сторонников калама:
Стрелами своей иронии разит Хайям и созданную буйной фантазией истовых мутакаллимов картину загробного мира, населенного всевозможными духами зла. Ему попросту смешны измышления, противоречащие священному Корану, вроде тех, что у Иблиса (Сатаны) есть престол, откуда он рассылает своих гонцов, семьдесят раз в день приносящих ему сведения о всех людях. Когда к человеку приближается смерть, Иблис для захвата его души посылает семьдесят тысяч демонов. Аллах же, в свою очередь, посылает на каждого демона десять ангелов, но этой защитой пользуются только «люди Сунны», правоверные последователи Пророка. Фактически логика таких невежественных измышлений приводила к тому, что Иблис и бог мутакаллимов оказывались чуть ли не равными друг другу. Тем самым подспудно ставилось под сомнение положение о всемогуществе Аллаха и явным становился отход от таухида — основополагающего принципа ислама.
Такая антиисламская благоглупость не могла не вызвать у Хайяма резкой отповеди. И рождались строки, словно прямо вытекавшие из богохульских рассуждений мутакаллимов:
Сторонники калама, как и факихи-схоласты, игнорируя духовное ядро ислама, глубинное духовное знание ислама, фактически организовали странную и чудовищную торговлю. Они лицемерно и широковещательно обещали верующим, праведным и благочестивым мусульманам, награду в загробной жизни как раз в виде тех материальных благ, от которых предлагали отказаться на земле. Это противоречие, прямо вытекающее из чудовищного невежества чалмоносцев, стало объектом убийственной иронии Хайяма. Он задает закономерный вопрос: зачем запрещать то, что будет потом вознаграждением за такое воздержание?
В другом четверостишии Хайям предлагает обменять «прекрасную» загробную жизнь на наслаждения этого мира:
Но Омар Хайям не просто высмеивает грубые, чувственные награды, якобы ждущие правоверных в раю. Не только издевательски пишет про «ужасы» ада. Он вычленяет из этой примитивной концепции рая и ада мутакаллимов социальную заданность, идеологический контекст, ту роль, которую эти взгляды играли в социальной жизни: