Омар Хайям

Никто не лицезрел ни рая, ни геенны;
Вернулся ль кто-нибудь в мир наш тленный?
Но эти призраки бесплотные — для нас
И страхов и надежд источник неизменный.

В некоторых рубаи Хайяма сарказм в отношении лицемерных, примитивных мифов о загробной жизни приобретает еще более конкретный характер. В нескольких четверостишиях он, например, едко иронизирует над картиной воскрешения мертвых в Судный день и над обрядом предания тела земле.

Чтоб обмыть мое тело, вина принесите,
Изголовье могилы вином оросите.
Захотите найти меня в день воскресения —
Труп мой в прахе питейного дома ищите.

Или:

«Надо жить, — нам внушают, — в постах и труде.
Как живете вы — так и воскресните-де!»
Я с подругой и с чашей вина неразлучен —
Чтобы так и проснуться на Страшном суде.

Именно ритуальная, обрядовая форма официальной религии постепенно становилась господствующей и у схоластов, и у мутакаллимов, пропитываясь ханжеством, лицемерием и ненавистью к любому новому знанию. Институционализированная религиозная ритуальность, обслуживающая интересы правящих кругов, постепенно вытесняла во всех сферах жизни революционный, творческий характер ислама. Именно этот процесс вызывает буквально ненависть Омара Хайяма, взрыв его иронии, направленной против чалмоносцев и мутакаллимов:

Я в мечеть не за праведным словом пришел,
Не стремясь приобщиться к основам пришел.
В прошлый раз утащил я молитвенный коврик,
Он истерся до дыр — я за новым пришел.

Со временем лицемерие и ханжество становились все более заметными социальными характеристиками сторонников мусульманской схоластической догматики. Это было связано прежде всего с возрастанием их официальной роли в сельджукском государстве, как, впрочем, и в других мусульманских странах. Калам постепенно превращался в удобную и приемлемую государственную идеологическую доктрину, где духовное, творческое, интеллектуальное начало было принесено в жертву текущим социальным задачам правящих кругов.

В исламе лицемерие считается одним из наиболее страшных по своим последствиям грехов. Для Омара Хайяма официально принятое и одобренное лицемерие начинается прежде всего с согласия на внутреннюю несвободу. Ханжа, лицемер — это человек, который не только сам посадил свою душу на цепь во внутренней тюрьме, не только сам же радуется такому унизительному положению, но еще и твердо убежден, что лучшего и желать не надо.

Доколе будешь нас корить, ханжа ты скверный,
За то, что к кабаку горим любовью верной?
Нас радуют вино и милая, а ты
Опутан четками и ложью лицемерной.

Касаясь основного метода мутакаллимов, аль-Газали указывает на их главный недостаток. С его высказыванием по этому поводу, безусловно, мог бы согласиться и Хайям: «…мутакаллимы при этом (в борьбе со своими противниками. — Ш. С., К. С.) опирались на посылки, заимствованные ими от своих противников. А к допущению этих посылок вынуждали их либо традиционные воззрения, либо единогласное решение религиозных авторитетов, либо одно лишь какое-нибудь высказывание, взятое из Корана или преданий. Все их длинные рассуждения сводились, как правило, к тому, что они выискивали неувязки в утверждениях противников и порицали их за то, что таковые не согласуются с требованиями принятых уже ими (мутакаллимами. — Ш. С., К. С.) посылок. От всего этого мало проку для человека, допускающего как истинные лишь те принципы, которые обладают характером необходимости».

А у Хайяма — еще одно оружие в борьбе: его рубаи. Вообще надо отметить, что рубаи против схоластической ортодоксии и калама — это не только поэтическая реакция Хайяма на те или иные конкретные проблемы. Они одновременно отражают кредо человека, для которого высшую человеческую ценность имеет свобода мысли, без которой нельзя быть истинным мусульманином. В этих четверостишиях Омар Хайям вновь использует внутреннюю суфийскую символику вина как глубочайшего интуитивного духовного прорыва:

Рабы застывших формул осмыслить жизнь хотят;
Их споры мертвечиной и плесенью разят.
Ты пей вино: оставь им незрелый виноград,
Оскомину суждений, сухой изюм цитат.

ЧЕТВЕРТЫЙ КРУГ ОМАРА ХАЙЯМА.

ФИЛОСОФЫ И УЧЕНЫЕ