Омар Хайям

Диван-и ишраф являлся высшим контрольно-инспекционным органом сельджукского государства. Главная обязанность начальника диван-и ишраф — мушрифа — по-видимому, заключалась в надзоре и ревизии финансово-налоговых счетов. Однако мушриф часто выполнял общие контрольные функции, а подчас возглавлял и секретную осведомительную службу. Рост значения мушрифов не был случайным явлением в период расцвета сельджукской империи, он сопровождался ростом внутриполитических и социальных противоречий. Интересы централизации требовали упрочения государственного контроля и системы тайного надзора. Поэтому Низам аль-Мульк, возражая Алп-Арслану и Малик-шаху, ратовал за назначение на должность мушрифов верных и надежных чиновников: «Никогда не следует государю быть небрежным к делам своих чиновников; всегда следует разузнавать об их поведении и жизни. Как только проявилась какая-нибудь неправильность и вероломство с их стороны, не должно это так оставлять, следует смещать таких, наказав сообразно с проступком, чтобы это послужило примером для других и никто из-за страха наказания не осмелился бы умыслить против государя. К каждому, кому вручается большая должность, следует тайно приставить мушрифа, но чтобы владелец должности об этом не знал: такой тайный мушриф должен постоянно сообщать о его делах и обстоятельствах».

В сельджукской державе существовало и военное ведомство, называвшееся диван-и арз аль-джейш. Его главой был ариз аль-джейш, имевший своего заместителя. Этот диван, как и другие, по-видимому, располагал своими отделениями в различных провинциях и областях страны.

Все эти четыре ведомства представляли собой основной элемент того сложного и запутанного государственного аппарата, созданного и отлаженного при непосредственном участии Низам аль-Мулька, который фактически управлял сельджукским государством.

Если жизнь твоя нынче, как чаша, полна —
Не спеши отказаться от чаши вина.
Все богатства судьба тебе дарит сегодня —
Завтра, может случиться, ударит она!

Ты сегодня не властен над завтрашним днем,

Твои замыслы завтра развеются сном!
Ты сегодня живи, если ты не безумен.
Ты — не вечен, как всё в этом мире земном.

…Омар вошел в просторную прохладную комнату, сплошь устланную красивыми шелковыми коврами. Через распахнутое широкое окно была видна часть внутреннего двора дворца великого визиря с небольшим фонтаном посередине. Сам Низам аль-Мульк сидел на подушках в центре комнаты у низенького столика, искусно сделанного из железного дерева, привезенного из Африки.

Увидев визиря, Омар склонил голову и сказал: «Ас-саля-му алейкум, о справедливейший из справедливых, защитник бедных, яркая надежда ислама!»

Низам аль-Мульк медленно встал и, улыбаясь, направился к Хайяму. Он был среднего роста, слегка располневший, с небольшой аккуратной бородкой. Ступал Низам мягко, чуть прихрамывая. Великому визирю исполнилось пятьдесят семь лет, но, несмотря на все испытания, выпавшие ему, выглядел он моложе своего возраста. Позднее Омар не раз услышит от аль-Мулька слова, которым тот старался следовать в своей жизни: «Все — но в меру».

— Ва алейкум ас-салям, о Омар, — певуче произнес визирь, не переставая улыбаться и в то же время пристально всматриваясь в молодого человека. Ведь первые впечатления всегда важны для проницательного человека, ибо лишены предубеждений.

Низам аль-Мульк молча указал Омару, чтобы он сел напротив него за стол. Следуя примеру хозяина, Омар Хайям опустился на ковер.

Визирь сложил ладони рук, как это делают мусульмане, благодаря Аллаха, и произнес на арабском языке: «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного! Слава Аллаху, Пре-славному и Всемогущему, Творцу земли и небес, Знающему явное и тайное, Прощающему грехи. Хвала Мухаммаду — Посланнику Аллаха, превосходнейшему из пророков, избраннику Господа миров, принесшему Священное Писание, предстателю за народы, сподвижникам его и всему его семейству!» Хайям вслед за хозяином повторил: «Аллаху акбар!»

— Хорошо ли ты устроился, Омар? — начал разговор Низам аль-Мульк. — Понравился ли тебе Исфахан, а также дом, который отведен тебе?

— Благодарю вас, о благороднейший из благородных, — начал Омар. — Поистине Исфахан прекрасен настолько, что может служить для истинных правоверных постоянным напоминанием о рае. И благодарю также за вашу величайшую милость и щедрость, позволившую мне приобрести прекрасное пристанище в этом городе.

— Я рад, что ты доволен. Я уже слышал, что ты, несмотря на свою молодость, преуспел во многих науках и искусствах.

— Молва людская всегда преувеличивает и наши добродетели, делая их неправдопобными, и наши недостатки, превращая их в чудовищные пороки. Я же просто стараюсь идти своей дорогой к Истине, занимаясь тем, что мне действительно представляется важным.