Омела и меч

Гвардию возглавлял центурион Отон, великан-бельгиец, обладавший внешностью и темпераментом дикого кабана. Он мучил своего коня, орал на подчиненных, но с Катом был тише воды и ниже травы, и прокуратор был к нему весьма милостив. Хотя все стражники формально считались римлянами, большинство из них было федератами различных национальностей и с разных краев широко раскинувшейся империи. Это были жестокие боевые машины, и по большей части, столь же нерассуждающие, как и гладиаторы, крошившие друг друга на аренах римских цирков. Квинт чувствовал себя среди них совершенно чужим, и, когда они остановились лагерем в темных ночных лесах, держался рядом с Навином, который тоже отправился с ними в качестве переводчика. На третий день они выбрались из леса и увидели столбы дыма из тысячи очагов, и огромный круглый земляной вал, ограждавший город иценов.

— Ха, — воскликнул Кат, высунувшись из носилок. Глаза его блестели от алчности. — Похоже, они процветают. Это лучший туземный город, какой я видал!

Большинство домов были каменными, а посреди них высилось большое двухэтажное строение. В нем было множество окон, завешенных оленьими шкурами, а на каменной стене над высоким порталом был укреплен большой, сияющий золотой щит.

— Несомненно, дворец, — сказал Кат. — И где они взяли достаточно золота, чтобы отлить такую штуку?

Кавалькада подъехала к вратам городской стены, и Отон, забарабанив в них рукояткой меча, крикнул:

— Дециан Кат, имперский прокуратор Рима, желает войти!

Ворота сразу распахнулись, и вышел старик, кланяясь и выкрикивая кельтские приветствия. Навин выступил вперед.

— Он говорит, что королева с готовностью ожидает тебя, о прокуратор. Добро пожаловать и входи.

Кат ухмыльнулся и медленно подмигнул Отону. Гвардия, Кат, и слуги двинулись по узким улочкам. Испуганные люди выглядывали из дверей, а затем быстро исчезали. Нервно хихикающая маленькая девочка выбежала из круглого каменного дома, сунула в руку прокуратора глиняный кубок с янтарной жидкостью и поспешно метнулась обратно.

— Тебе хотят оказать уважение, прокуратор, — объяснил переводчик. — Это их превосходный вересковый эль.

— Фи! — скривился Кат, понюхав эль и выплеснул его наземь.

Несколько деревянных ступеней вели к порталу дворца, а на этих ступенях стояли четыре женщины.

Центральная фигура была столь непостижима, что у приближающихся стражников вырвался вздох, и Квинт воззрился на нее в изумлении.

Королева Боадикка, или, как ее называли римляне, Боадицея, была величественной полногрудой женщиной, ростом не уступавшей Квинту. Ей уже исполнилось сорок, но ее волосы, ниспадавшие до колен, по-прежнему были цвета спелой пшеницы или же оплечья из чистого золота, полумесяцем лежавшем на ее груди. Ее красно-лиловое шерстяное платье было перехвачено золотым поясом. На круглом широкоскулом лице гордые глаза сияли ледяной синевой.

Когда носилки прокуратора остановились перед ней, королева склонила величественную голову и произнесла с акцентом, но на правильной латыни:

— Приветствую вас, римляне. Я знаю, что вы пришли утешить меня в потере моего возлюбленного мужа, и помочь в управлении моим народом.

Она улыбнулась, и, спустившись по ступеням, протянула прокуратору ветку омелы с белыми ягодами.

— Это еще что? — буркнул прокуратор, уставившись на омелу.

— Наш самый священный символ, — торжественно сказала королева. — Я даю его тебе в знак дружбы между Римом и иценами.

— Ты отдашь гораздо больше, чем пучок ягод, и раньше, чем думаешь, — пробормотал Кат, выбираясь из носилок, и небрежно махнул рабу, чтобы тот взял ветку омелы.

Глаза королевы сузились при виде подобного оскорбления, но она лишь слегка поклонилась и продолжала, указывая на двух девушек, стоявших на ступенях:

— Это мои дочери.

Принцессы были высокими, рыжеволосыми девушками лет восемнадцати. Они выглядели столь же гордыми и царственными, как их мать, но не обладали красотой, которой та должна была отличаться в юности. Стражники, глядя на пышнотелых и златокудрых принцесс, разразились сальными шутками, свистели и причмокивали, однако глаза Квинта остановились на третьей девушке, прятавшейся за спиной принцесс, ибо она была много меньше их ростом. Ее волосы были не огненные, как у других женщин, но мягкого каштанового цвета. Они падали волнами до пояса, и в них играли отблески солнца. Она не носила украшений, за исключением покрытой эмалью бронзовой пряжки, скреплявшей ее шерстяное платье. У нее было тонкое, нежное лицо и очень большие серо-голубые глаза, взиравшие на римлян с удивлением и некоторым отвращением.

Королева и ее дочери повернулись, чтобы проводить Ката во дворец. Другая девушка тоже повернулась, и ее глаза встретились с восхищенным взглядом Квинта.

В тот миг, когда их взгляды пересеклись, Квинт испытал вспышку интереса. И более, чем интереса — острое чувство симпатии и желание погладить эти мягкие каштановые волосы. Выражение его лица, должно быть, изменилось, потому что девушка одарила его невольной беглой улыбкой, а затем поспешила через портал вслед за остальными.