Омерта

— Есть хорошие новости, — сообщил ему Силк. — Табачное и китайское дела закрыты. Генеральный прокурор собирается ограничиться финансовыми санкциями, без уголовного преследования. У нас высвобождается много людей.

— Правда? — изумился Бокстон. — Я-то думал, что директор — борец за правду. Ты подал в отставку?

— Борцы за правду бывают разные, — философски ответил Силк. — Некоторые считают возможным срезать углы.

— Что еще?

— После того как я отправлю Портеллу за решетку, мне гарантировано кресло заместителя директора. Но я лучше отправлюсь на пенсию.

— Да-а-а, — протянул Бокстон. — Замолви за меня словечко.

— Ничего из этого не выйдет. Директор знает, что ты ругаешься, — он рассмеялся.

— Дерьмо, — Бокстон изобразил разочарование. — Или тут уместнее что-нибудь позабористее?

Следующим вечером от железнодорожной станции Силк добирался до дома пешком. Джорджетт и Ванесса уехали во Флориду погостить у матери Джорджетт, а такси он терпеть не мог. Его удивило, что собаки не загавкали, когда он ступил на подъездную дорожку. Он их позвал, но ничего не изменилось. Силк решил, что они бегают где-нибудь в лесу.

Ему недоставало жены и дочери, особенно за едой. Частенько он обедал один или с кем-то из агентов в различных городах Америки, ни на секунду не забывая об опасности. И расслабиться мог только дома. Силк наскоро приготовил обед: салат и небольшой стейк. Кофе пить не стал, обошелся стаканчиком бренди. Поднялся наверх, чтобы принять душ, позвонить жене и почитать перед сном. Книги он любил, но его огорчало, что в детективных романах агенты ФБР всегда выводились гнусными злодеями. Что могли эти писаки знать о таких, как он?

Едва он открыл дверь спальни, как в нос ударил запах крови. В голове помутилось, Силка захлестнула волна страха.

Немецкие овчарки лежали на его кровати. Запятнанная кровью шерсть, связанные лапы, замотанные липкой лентой пасти. Сердца собак вырезали и положили рядом.

Невероятным усилием Силку удалось взять себя в руки. Автоматически он набрал номер матери жены, чтобы убедиться, что с Джорджетт и Ванессой все в порядке. О случившемся он ничего не сказал. Потом перезвонил дежурному офицеру ФБР и вызвал бригаду экспертов, чтобы они провели все положенные в таких случаях мероприятия и помогли ему избавиться от постельного белья, матраца, ковра. В местную полицию он звонить не стал.

Шесть часов спустя фэбээровцы отбыли, и Силк написал рапорт директору. Налил себе большой стакан бренди и попытался проанализировать ситуацию.

Подумал было о том, чтобы солгать Джорджетт, сочинить историю о бегстве собак. Но пришлось бы объяснять, куда делись ковер, матрац, простыни. И потом, это было бы несправедливо.

Он не имел права лишать ее права выбора. Да и не простила бы она ложь. Оставалось только одно: сказать ей всю правду.

На следующий день Силк вылетел в Вашингтон, чтобы обсудить инцидент с директором, а потом отправился во Флориду, где жена и дочь гостили у его тещи.

После ленча он предложил Джорджетт прогуляться с ним вдоль пляжа. Поглядывая на поблескивающее под солнцем синее море, он рассказал об убийстве собак, о том, что на языке сицилийской мафии это означало последнее предупреждение.

— Но газеты писали, что ты избавил эту страну от мафии, — заметила Джорджетт.

— Более или менее. Но остались несколько, контролирующих торговлю наркотиками, и я представляю себе, кто мог это сделать.

— Наши бедные собачки, — вздохнула Джорджетт. — Как люди могут быть такими жестокими?

Ты говорил с директором?

Такая забота о собаках вызвала у Силка раздражение.

— Директор предложил на выбор три варианта.

Первый: я ухожу в отставку и переезжаю в другое место. Я отказался. Второй: семья переезжает в другое место и остается под защитой Бюро до полного завершения этого дела. Третий: ты остаешься в нашем доме, словно ничего не произошло. Нас будут охранять двадцать четыре часа в сутки. В доме поселится женщина-агент. Тебя и Ванессу всюду будут сопровождать два телохранителя. Вокруг дома появятся посты наблюдения.

Дом оборудуют новой, улучшенной системой сигнализации.

— Ты думаешь, это блеф, — посмотрела на него Джорджетт.

— Да. Они не решатся причинить вред федеральному агенту или членам его семьи. Для них это равносильно самоубийству.

Джорджетт повернулась к морю. Чуть сильнее сжала его руку.

— Я остаюсь. Без тебя мне очень тоскливо, и я знаю, что ты не можешь бросить расследование на полпути. Но я хочу, чтобы ты пообещал мне одну вещь. По завершении этого расследования ты уйдешь из Бюро. Заведешь частную практику или будешь преподавать. Я не могу так жить до конца моих дней. — По тону чувствовалось, что решение окончательное и обжалованию не подлежит.

Силку, однако, запали в душу ее слова о том, что без него ей очень тоскливо. Вновь, в который уж раз, он задался вопросом, как такая женщина могла влюбиться в него. Но он всегда знал, что рано или поздно она обратится к нему с таким требованием.

— Обещаю, — со вздохом ответил он.