Омерзительное искусство

… Непутное ложе
В гущу горя ввергло наложника:
Он спал с тучей,
Он ловил сладкую ложь,
Незрячий!
Видом она была, как небесная Кронова дочь,
А восставила ее в хитрость ему Зевсова ладонь —
Красную пагубу![45]

У Иксиона дальше все вышло погано: этот идиот начал всем хвастаться, что переспал с самой Герой. За это его отправили в Аид и навечно приковали к огненному колесу, крутящемуся с неимоверной быстротой. Действительно, трепаться о сексе с вышестоящими — тупо. Любой офисный клерк это знает. Другой смертный, обедавший на Олимпе, Тантал — мучился в Аиде на соседнем парковочном месте. Приглашения на пир богов явно удачу не приносили.

Нефела же осталась на Олимпе, бродила по коридорам, просила хоть какую-нибудь подработку, хоть машинисткой. Но никому она больше не была нужна, ведь Геру никто больше не вожделел, и поэтому сиквела «Греческой смоковницы» Зевс не дождался.

Гера изображена на этой картине дважды: истинная, у ног которой изображена ее птица-атрибут павлин, удаляется от ложа, на котором фальшивая Гера, то есть Нефела, готовится предаться страсти с влюбленным Иксионом. Любопытно, что диадема, то есть царская корона, надета на голову лишь у Нефелы. Вдали в небесах на эту сцену задумчиво взирает Зевс. Между ним и его женой Герой изображен Купидон, божок любви. Впрочем, судя по факелу, это может быть и Гименей, божок брака — тогда его фигура символически подчеркивает неразрывную связь между Зевсом и Герой. В противоположном верхнем углу картины, позади похотливого Иксиона, сгущается сумрак и проглядываются силуэты змей — возможно, это намек на ожидающее его скорое будущее в Аиде.

Петер Пауль Рубенс. «Иксион, царь Лапифов, обманутый Юноной, которую он хотел соблазнить». Ок. 1615. Лувр (Париж)

В конце концов Гера сжалилась над своей дублершей эротических сцен, выделила ей приданое и выпихнула замуж за беотийского царя Атаманта. Платье невесте она тоже заказала у Баленсиаги, даже новых мерок не пришлось заказывать (интенсивно-голубое, с завышенной талией, состоящее из двух полотнищ, скрепленных на спине бантом, коллекция 1964 года).

Нефела родила мужу-царю двух мальчиков и девочку, а потом Атамант, как всякий настоящий мужик, супербизон, решил, что одной жены ему мало и надо завести еще одну женщину — помоложе. Привез Ино и поселил ее в том же дворце, благо места было много.

Во дворце царицу Нефелу, очевидно, не особо любили ни дворецкий, ни горничные, потому что о том, что у мужа появилась другая в левом крыле здания, она проведала лишь после того, как Ино родила Атаманту двоих детей. Нефела разгневалась (наследственный темперамент!), в ярости вернулась на Олимп к «мамочке» Гере и пожаловалась на обиду. Та радостно объявила, что будет вечно мстить Атаманту и его дому. Поначалу мстить выходило не очень — вторая жена Ино убедила местных, что ради победы над неурожаем в государстве надо принести в жертву сына царя от Нефелы.

Аборигены, надо сказать, еще те лохи: вот к вам придет любовница вашего знакомого и начнет говорить, что все беды — от его детей от первого брака. Вы поверите в ее непредвзятость? А зная, какая мощная крыша у этой первой жены, влезать в конфликт будете? Но подданные поверили, и отец мальчика царь Атамант поддался нажиму общественного мнения и рыданиям Ино. И повел своего старшего сына Фрикса на гору, чтобы зарезать его на алтаре.

Далее следует сцена, почти целиком скопированная из Ветхого Завета (см. «Жертвоприношение Авраама»). Отец кладет сына на жертвенник и собирается его прирезать — но тут внезапно появляется спаситель. У евреев спасителем был ангел, с крыльями такой. Греки же поступили, как голливудские киносценаристы, — переделали этого персонажа в красивого мужика с бицепсами. В Геракла. Именно внезапно возникший из кустов Геракл вырвал нож у ретивого отца Атаманта, не дав ему зарезать сына Фрикса.