Омикрон

— Да, — ответил Вячеслав Андреевич. — Это полная автономия, способность к самостоятельному принятию решений в рамках общей боевой задачи, ремонт, самоподдержание и…

— Общая боевая задача, — прервал его Табанов. — Вам известно, в чем ее суть?

— Нет, — сознался Волкошин, который всегда был далек от вопросов проектирования сложных самодостаточных кибернетических комплексов.

— Победить в войне! — резко произнес Табанов. — Не я программировал эти машины, они достались мне в наследство вкупе с самой войной, но я представляю, на что они способны. Посудите сами: им неведом страх, они не знают сомнений, их реакция молниеносна, а ресурс практически неистощим. Оказавшись в режиме полной автономии, они выиграют эту затянувшуюся войну… Они просто сотрут колонии и остановятся лишь тогда, когда будет исчерпана программа. Только людям уже будет все равно. — Голос адмирала впервые дрогнул, выдавая волнение. — Если кто и выживет после ответного удара автономных серв-соединений, то эти анклавы едва ли смогут повторить глобальный путь развития, который прошло Человечество.

— Скажите, адмирал, а просто уничтожить их… разве это невозможно? — с ноткой слабой надежды в голосе спросил Волкошин.

— Нет, — категорично ответил Табанов и пояснил: — Я не всемогущ. Поймите, Вячеслав Андреевич, — я заложник этого финала, который должен быть отыгран. Вдумайтесь — я готов сдать Землю ради прекращения войны, но если я попытаюсь сделать это без боя — меня просто сместят, расстреляют, и на мое место встанет другой командующий. Вот и все. Сражение за Землю неотвратимо.

Адмирал взглянул на Волкошина и вдруг увидел, как мелко трясутся побелевшие вытянутые в ниточку губы старика.

— Я не отдам вам их… — выдавил он.

Табанов покачал головой.

— Я предлагаю вам сделку. В противном случае я буду вынужден просто застрелить вас и взять станцию под свой контроль, — откровенно добавил адмирал.

На Волкошина было страшно смотреть.

— Вы чудовище, Табанов.

— Я знаю. Но я не хочу, чтобы кибернетический апокалипсис стал итогом развития человечества. И я не вижу иного выхода, кроме уже изложенного мной.

На некоторое время в небольшом кабинете воцарилась гробовая тишина.

— Каковы условия сделки? — наконец хрипло выдавил Волкошин.

— Вы передаете мне эту станцию, а взамен я отдаю вам надежно скрытую, отлично защищенную планетарную базу в секторе неосвоенного космоса. Там вы создадите еще один, более многочисленный, чем тут, резерв Человечества, но уже с иной целью. Я отдам в ваши руки все коды управления, и в случае наихудшего исхода цивилизация сможет возродиться оттуда.

* * *

…Они лежали в ледяной тиши криогенного сна, не имея прошлого и не ведая об уготованном им будущем.

Бледные застывшие лица, нагие тела, опутанные шлангами и датчиками систем жизнеобеспечения, покоящиеся под прозрачными колпаками низкотемпературных камер, на первый взгляд казались одинаковыми, но при более внимательном рассмотрении черты спящих выдавали свою индивидуальность, ясно говорившую о том, что они не являются клонами.

Адмирал Табанов и доктор Волкошин медленно шли по узкому проходу между саркофагами.

— Они все искусственно зачатые… — пояснял Вячеслав Андреевич, у которого слова с трудом выходили из горла.

— Где вы взяли столько генетического материала и оборудования? — спросил Табанов, останавливаясь на перекрестке гулкой решетчатой дорожки.

— Злоупотребил служебным положением, — пожав плечами, сознался Волкошин. — Я получил достаточное количество исходного материала из центрального банка генофонда Земли. А что касается оборудования, то тут я все делал сам. В наше время стало просто вершить подобные дела.

— В смысле? — не понял его последнюю фразу Табанов.

— Я говорю об оборудовании и машинах. Их легко купить по бросовой цене. Например, бытовые андроиды — они теперь никому не нужны, а для обслуживания и реконструкции старых колониальных транспортов подходят идеально. На первых порах мне помогали несколько человек, в основном компьютерные техники, но я не вводил их в курс дела. Думаю, что если они живы, то до сих пор не догадываются, с какой целью перепрограммировали кибернетические системы старых колониальных транспортов.

— Да, они живы, — подтвердил его мысль Табанов. — И действительно, не смогли вразумительно ответить, для чего были наняты.

Волкошин неприязненно покосился на адмирала, но отступать уже было поздно, хотя душа старика рвалась на мелкие частицы от внутренней боли и напряжения, что он испытывал в эти минуты. Жестокая судьба приперла его к стенке, предлагая выбрать наименьшее из зол, а глядя на Табанова, несложно было понять, что тот не отступится.

— Насколько я понимаю, вы ничего не меняли в конструкции колониальных транспортов? — спросил адмирал, оглядываясь вокруг.