Омлет по-византийски (сборник)

Гиена приветствовала наше приближение с видимым облегчением и явным дружелюбием. Она, вероятно, привыкла к тому, что человек обращается с нею с неизменной добротой, тогда как первая встреча со сворой собак произвела на нее плохое впечатление. Собаки оказались совсем сбиты с толку, завидев, как их добыча неожиданно стала демонстрировать нам знаки расположения, а услышав раздавшийся вдали слабый звук рожка, они восприняли его как долгожданный сигнал к незамедлительному отступлению. Констанции, мне и гиене предстояло вместе встречать наступавшие сумерки. «Что будем делать?» – спросила Констанция. «Как же ты любишь задавать вопросы», – заметила я ей. «Но не могу же я оставаться здесь всю ночь с гиеной», – возразила она. «Не знаю, что ты называешь комфортом, – сказала я, – но я и без гиены не хотела бы проводить здесь ночь. Бытъ может, у меня и не очень счастливый дом, но во всяком случае в нем есть холодная и горячая вода, помощь слуг и прочие удобства, которых мы здесь не найдем. Не лучше ли нам переместиться вон к тем деревьям, что справа; может, за ними идет дорога, которая ведет в Кроули».

Мы медленно двинулись вдоль едва видимой во тьме гужевой дороги, и зверь бодро следовал за нами. «Что будем делать с этой гиеной?» – послышался неизбежный вопрос. «А что обычно делают с гиенами?» – строго спросила я. «Мне еще ни с одной не приходилось иметь дела», – отвечала Констанция. «И мне тоже. Знали бы, какого она пола, назвали бы ее как-нибудь. Может, назовем ее Эсме? Эта кличка в любом случае подойдет».

Было еще достаточно светло, чтобы можно различать то, что находилось близ дороги, но вдруг мы резко оживились, увидев перед собою маленькую полуголую цыганскую девочку, собиравшую ежевику с низкорослых кустов. Неожиданное появление двух наездниц в сопровождении гиены заставило ее расплакаться, но других указаний на то, где географически мы находимся, нам из этой ситуации извлечь не удалось; оставалась лишь надежда на то, что, возможно, дальше мы можем набрести на цыганский лагерь. Таким образом мы проехали еще пару миль. «Интересно, а что эта девочка там делала», – произнесла вскоре Констанция. «Собирала ежевику. Это же очевидно». – «Мне не понравилось, как она плакала, – не унималась Констанция. – Ее всхлипывания до сих пор звучат у меня в ушах».

Я не стала выговаривать Констанции за ее болезненные фантазии; эти всхлипывания, по правде, и меня преследовали и действовали мне на и без того расшатавшиеся нервы. Видя, что Эсме отстала, я окликнула ее, и она в несколько прыжков догнала нас, а затем помчалась вперед. То, что нас сопровождало всхлипывание, скоро объяснилось. Цыганская девочка была крепко стиснута в пасти гиены, и не сомневаюсь, что ей было больно. «Боже милостивый! – вскричала Констанция. – Что же нам делать? Что делать?»

Я абсолютно уверена, что в Судный день Констанция задаст больше вопросов, чем любой из серафимов. «Неужели мы ничего не можем сделать?» – со слезами на глазах вопрошала она, видя, как Эсме неторопливо бежит впереди наших уставших лошадей.

Лично я делала в ту минуту все, что только могла. Я бушевала, неистовствовала, улещивала Эсме по-английски, по-французски и на языке охотников; я понапрасну рассекала воздух своим коротким охотничьим хлыстом; швырнула в зверя коробку из-под сэндвичей; что еще можно было сделать, я не знала. И мы продолжали искать дорогу в сгущавшихся сумерках; впереди нас маячила странная тень, а в ушах звучала скорбная музыка. Неожиданно Эсме прыгнула в заросли, куда мы не смогли последовать за ней; всхлипывание перешло в громкий крик, а потом все стихло. Эту часть истории я обычно стараюсь пересказать как можно быстрее, ибо она просто ужасна. Когда после нескольких минут отсутствия зверь вновь присоединился к нам, у него был вид терпеливого понимания, словно он знал, что сделал что-то такое, что мы не одобряем, но что в его представлении совершенно оправдано. «Да как ты позволяешь ей бежать рядом с тобой?» – спросила Констанция. Она еще больше, чем когда-либо, была похожа на свеклу-альбиноса.

«Во-первых, ничего не могу с этим поделать, – отвечала я. – А во-вторых, что бы ей ни пришло еще в голову, не думаю, что она умирает с голоду».

Констанцию передернуло.

«Как ты думаешь, бедняжка очень страдала?» – последовал очередной бесполезный вопрос. «Все указывало на то, что так оно и было, – сказала я. – С другой стороны, может, она плакала оттого, что ей хотелось плакать. Такое с детьми тоже случается».

Почти совсем стемнело, когда мы неожиданно выбрались на главную дорогу. В ту же минуту в опасной близости от нас пролетели огни и вслед за ними пронесся шум мотора. Спустя секунду резко заскрипели тормоза. Автомобиль остановился, и, приблизившись к нему, я увидела молодого человека, склонившегося над тем, что неподвижно лежало возле дороги.

«Вы убили Эсме», – с горечью произнесла я.

«Мне так жаль, – сказал молодой человек. – Я и сам держу собак, поэтому мне понятны ваши чувства. Что я могу сделать для вас в утешение?»