Омлет по-византийски (сборник)

– Понимаете, мне показалось, что она грустит и начинает остепеняться, а это ей совсем не к лицу. Когда она стала жаловаться, что мы живем не по средствам, я воспринял это как первый симптом. Нынче все достойные люди живут не по средствам, а недостойные живут на средства других. Несколько особо одаренных личностей умудряются делать и то и другое.

– Это не дар, а скорее ловкость.

– Кризис наступил, – продолжал Кловис, – когда она стала вдруг мне доказывать, что поздние часы не для меня и что ей бы хотелось, чтобы я был дома не позже часа ночи. Это она говорит мне, которому в последний день рождения стукнуло восемнадцать лет.

– В последние два дня рождения, если быть математическим точным.

– Ну, это не моя проблема. Мне не исполнится девятнадцати, покуда моей матери не будет тридцати семи. Надо ведь и о внешности думать.

– Может, ваша мать сделается чуть постарше в процессе остепенения.

– Об этом и думать нечего. Женщины начинают перестраиваться лишь за счет недостатков других. Поэтому я и задумался о ее замужестве.

– Значит, вы зашли так далеко, что и джентльмена выбрали, или же просто подбросили мысль и оставили ей право выбора?

– Хочешь сделать что-то быстро, сделай это сам. Я узнал, что некто Джонни, из военных, без дела околачивается в клубе, и пригласил его пару раз домой на ланч. Большую часть своей жизни он провел на индийской границе, где строил дороги, помогал пережить последствия голода и землетрясения ну и делал все то, чем обыкновенно занимаются на границе. Он мог на пятнадцати языках втолковать злющей кобре то, что имел ей сообщить, и еще знал, как себя вести, если на площадку для игры в крокет забредал слон-бродяга, но с женщинами робел и чувствовал себя неловко. Я шепнул матери, что он охотник до женского пола; она продемонстрировала все свое умение флиртовать, а это немало.

– И как на все это реагировал джентльмен?

– Я слышал, как он говорил кому-то в клубе, что ищет работу где-нибудь в колониях, тяжелую работу, для одного своего молодого друга, поэтому, полагаю, когда-нибудь он женится.

– Похоже, что и вам когда-то придется стать жертвой моего нового подхода к кулинарии.

Кловис стер остатки кофе с губ, а вместе с ним и появившуюся было усмешку, и медленно прикрыл правое веко, что, очевидно, должно было означать: «А вот этого не дождетесь!»

Тобермори

Был холодный дождливый день конца августа, того неопределенного времени года, когда куропатки либо еще пребывают в безопасности, либо уже хранятся в холодных погребах и охотиться не на что, если только вы не направляетесь к северу вдоль Бристольского залива, чтобы законно преследовать жирных рыжих оленей. Гости леди Блемли не направлялись к северу вдоль Бристольского залива, потому все они в этот день собрались вокруг чайного стола. И несмотря на тоскливое время года и незначительность события, по поводу которого они сошлись, собравшиеся не обнаруживали и тени той изнуряющей нервозности, которая означает страх перед пианолой или тайное желание сразиться в бридж. Все гости, раскрыв рты, с нескрываемым вниманием слушали мистера Корнелиуса Эппина, личность несимпатичную, если не сказать отрицательную. Из всех гостей леди Блемли он пользовался самой неопределенной репутацией. Кто-то когда-то сказал, что он умен, и хозяйка втайне надеялась на то, что хотя бы какая-то часть его ума послужит всеобщему увеселению. Именно потому он и был приглашен. До той поры, пока не подали чай, она так и не смогла распознать, в каком направлении простирается его ум. Если вообще можно говорить о таковом. Он не был наделен даром внушения и не был мастером по части устройства домашних спектаклей. Да и внешний вид его не изобличал в нем человека, которому женщины готовы простить известную долю умственной неполноценности. Он сделался просто мистером Эппином, а имя Корнелиус казалось явно лишним. И вот теперь он заявлял, что предлагает миру открытие, рядом с которым изобретение пороха, печатного станка и паровоза – незначительные пустяки. В последние десятилетия наука сделала ошеломляющие шаги во многих направлениях, но это открытие принадлежало скорее к области сверхъестественного, нежели к научным достижениям.

– И вы хотите, чтобы мы поверили, – говорил сэр Уилфрид, – что вы действительно нашли способ обучения животных искусству человеческой речи и что старина Тобермори оказался вашим первым преуспевающим учеником?