Omnia mutantur, nihil interit (СИ)

Утром он без утайки рассказывает обо всем Владу: думает, что это его порадует. И правда, Влад счастливо хохочет.

— Благословила, выходит, старая ведьма, — цокает он, чешет затылок.

— Что за Янек? — спрашивает Ян, охваченный любопытством.

— А… это так, — посмеивается Влад. — Бабка из Польши, сам знаешь. Принято очень ласковые имена близким давать, там… с суффиксами что-нибудь составляют. Она показала, что ты — часть семьи, независимо от решения остальных духов. Не самый худший вариант придумала, если хочешь знать.

— Да?

— Janusiek, — пробует Влад, хитро прищурившись.

— Не делай так никогда, если не хочешь разводиться.

— Так мы ж еще и не женаты.

— Вот и не делай.

— Как скажешь, инквизиторство! — веселится Влад, проходя мимо и легонько задевая его плечом.

И эта кличка ему милее всех нежных имен, выдуманных человечеством.

— Мне нравится это Янек, — подумав, решает Ян. — Но нечасто. И не на людях.

— Понял, понял. В полнейшей изоляции, где-нибудь в подвале…

8.

Сначала они подумывали велосипед не изобретать и расписаться в гвардейских мундирах. Те же на любой случай сгодятся: в них и в бой шли, и на светских вечерах скучали. Парадные мундиры, одинаковые, неотличимые (разве что, у худосочного Яна — поуже в плечах), пылились в шкафу, накрытые от моли.

Вовремя вмешалась Ишим, речь прочитала, и они сразу же сдались на ее милость. Костюмы шили на заказ, но Влад с Яном не особо этим интересовались. Пустили на самотек.

Теперь, на примерке, Влад настороженно вертится перед зеркалом, удивленно отмечая, что костюм хорош. Сидит отлично; пару недель назад с мерками их портные замучили — истязали хуже средневековых палачей, право слово. Черная гладкая ткань на солнце переливается, как змеиная, драконья чешуя, легкая совсем. С серебряным узорочьем — переплетенные руны. Похоже на гвардейский мундир, тех же цветов, и Влад довольно кивает своему необычайно серьезному отражению.

— Можно галстук не напяливать? — чуть повышает голос он, чтобы Ян за ширмой услышал — почему-то Владу, смущенному больше этим приличием, кажется, что между ними кирпичная стена. — Тут в комплекте идет.

— Оставь, — милостиво соглашается он.

— Вот так подарок на свадьбу, ай, спасибо! — дурачится Влад.

Ян выступает из-за деревянной бежевой заслонки, нервно поправляет рукава, взмахивает руками-крыльями — ткань переливается, вспыхивает на солнце:

— Как тебе? Предлагали белое, но мне цвет не идет, я и так бледный и замученный, совсем бы как вурдалак был, — частит Ян. — Так что вот…

Пиджак — текучее серебро, дымная ткань, невесомая строгость. Яркая синева глаз кажется грозовой, завораживающей. Владу по-прежнему думается, что форма Яну идет больше; свои фетиши как-то сложно заткнуть, когда они так не вовремя. Но это — какой-то отдельный вид искусства. Глазеть неприлично, напоминает себе Влад; но не смотреть не может.

— Тебе идет, — незамысловато говорит он.

Чтобы остаться наедине в «нехорошей квартире», забитой людьми и нелюдьми, нужно постараться, но их удачно не трогают. Жизнь кипит в стороне, хлопают двери, громыхают на кухне; слышны шаги, топот, голоса и перемолвки. Квартира кажется большой, обжитой. В ее глубинах копошатся и шебуршат, двигаются, дышат…

— Я так однажды в общаге жил, — довольно говорит Влад, наслаждаясь ощущением большой шумной семьи рядом.

— Ты ведь не поступил и пошел в Инквизицию…

— Ага, но это не мешало мне где-нибудь пожить, правда?

Ему близок этот перешибленный уют, стайность. Владу кажется, что вокруг смыкаются стены, но это не приступ клаустрофобии, а что-то теплое, родное. Он везде и сразу, он слышит, как на небольшой кухне мучается Корак, ваяя речь, страдает приступами творчества. У дверей возятся, звякают ключами — это, верно, кто-то из Роты вернулся с прогулки по городу; слышится отзвуком высокий женский смех. Рыжий и Ринка о чем-то спорят в далекой комнате. Они заваривают чай, режутся в карты в комнатах, травят байки…

В такие моменты Владу не хватает изнанки, чтобы обхватить все и сразу, пережить, поиграть на нитях; но вокруг живое, истинное, ни с чем не сравнимое и так. Теплый кокон магии разворачивается, укрывает квартиру.

Ему не жаль своей силы; нет тоски, если только — самая светлая. Он отдал все ради них.

— Удивительно, что они собрались из-за нас, — подает голос Ян. — А где Вирен?..

— Да у меня попросил покататься, как я мог отказать, — воодушевленно начинает Влад и тут же настороженно замолкает. — Что?

— Ты дал мотоцикл ребенку без прав? Да и вообще — ты кому-то дал свой мотоцикл?

— Это же Вирен. Ну и почему, я ему права тоже дал, мне не жалко. А еще с ним пошла Кара…

— Мог бы сразу им дать гранату без чеки, — ужасающе мирно предлагает Ян. — Эффект был бы тот же.

Они стоят рядом, чуть не касаясь плечами — между ними сантиметр наэлектризованного воздуха. Не глядят в зеркало, откуда на них смотрят двое страшно взрослых серьезных людей, которыми они, может, боятся стать. Потому дурачатся, пляшут на лезвиях, пьянятся адреналином в погонях и стычках.