Эта версия меня. Пугающе холодная и циничная. Жестокая. Оперирующая исключительно в своих собственных интересах и имеющая дело исключительно с механизмами. А все чувства, все страхи заперты на замок в глазу, который можно при желании просто взять и отрубить от себя. Неужели именно таким жестоким и бесчувственным я всегда выглядел со стороны? Неужели я и правда такой говнюк, который может схватить человека за сердце и потянуть на себя, просто чтобы посмотреть, что из этого будет? Неужели другие люди для меня ничего не значат?..
Нет. Это не так. Не может быть…
Но тогда что это было? Механик - это всего лишь иллюзия, или же я только что своими глазами увидел один из возможных концов своего существования? В том случае, если я проиграю. Не смогу победить Тварь. Получается, я стану чем-то сродни ей…
Такая перспектива пугала. Выдохнув, я отбросил эти размышления в сторону и сосредоточился на настоящем.
Keep an eye on spring, run when church bells ring
It could happen to you
All I did was wonder how your arms would be
And it happened to me, - пока я шёл по коридору, Синатра допел очередную свою песню. А потом… Потом почему-то пошёл просто шум. Как от пластинки, на которой закончилась запись, но игла продолжает идти по оставшимся виниловым дорожкам. Чёрт, уж лучше бы этот мёртвый классик продолжал петь – тишина напрягала.
В конце концов я дошел до ещё одного тупика. Здесь была всего лишь одна картина. Прямо напротив. Я поднял взгляд на картину и растерянно охнул.
На полотне… Это была Бейзил. Моя сероглазая беловолосая кукла. Но только здесь она была изображена как молодая девушка. Картина была написана с претензией на стиль фотографий Викторианской эпохи. Той самой эпохи, в которую жил Инглиш. Я разглядывал ничего не выражающее лицо - в точности такое же, как у куклы, только более человеческое - а затем заметил, что Бейзил держит в руках.
У неё в руках была кукла. Широко улыбающийся мальчишка в забавном костюмчике путешественника и в очках. Как и все викторианские куклы, он изобиловал маленькими деталями, но выглядел жутковато. Это был Джейк. Я сразу узнал его. Финальным аккордом этого портрета стала обломанная гвоздика на заднем фоне и мрачная драпировка. Насколько я помнил, это был символ того, что на картине изображён мертвец. Сердце ухнуло в пятки, и я опустил взгляд на название, чтобы отбросить от себя самые страшные мысли, приходящие с домыслами, кто из этих двоих может считаться мертвецом.
Небольшая табличка на раме - такая же, как и на предыдущих картинах - не говорила имени автора и даты написания картины, а лишь название – «Pupa Amata»***. Похоже, латынь. Вот где бы точно пригодился Инглиш и его познания в этом мёртвом языке. Только где его черти носят…
Я слегка нахмурился, вспоминая те последние моменты, когда призрак был ещё со мной. Его странное поведение. Уход от вопроса касаемо его «особенности». И тот момент, когда он запустил меня в ту картину. В ловушку…
«Ты хоть когда-нибудь мог кому-либо верить?»
Снова послышался знакомый механический звук. Коридор стал поворачиваться, но почему-то гораздо медленнее, чем раньше. От вибрации стен картина с Бейзил-человеком и Джейком-куклой слегка покосилась и отодвинулась от стены. Приглядевшись, я с удивлением увидел, что за полотном скрыта дверь. Невзрачная, словно наскоро сделанная из фанеры с кое-как прибитой ручкой, но дверь. Первая привычная за столь долгое время. Я в темпе окончательно снял картину со стены и отставил в сторону. Может… Может, это приведёт меня к финалу? Хотелось бы надеяться. А нет – ну, будь что будет. Я аккуратно, с долей настороженности взялся за ручку и повернул её. Дверь поддалась и открыла мне проход. Поколебавшись некоторое время, я вздохнул и сделал уверенный шаг внутрь.
Сперва я не мог ничего разглядеть впереди - в этой комнате (коридоре? Непонятно) было темно. Но потом, стоило двери за мной закрыться, как откуда-то сверху снова стала доноситься музыка. Намного чище - как запись на современной аппаратуре.
And now, the end is near,
And so I face the final curtain.
My friends, I'll say it clear
I'll state my case of which I'm certain.
I've lived a life that's full -
I've travelled each and every highway.
And more, much more than this,
I did it my way, - всё тот же Синатра. Но этой песни раньше не было. И потом - это слишком уж чистое звучание…
Тут внезапно стали раздаваться щелчки - и комната озарилась светом. Большие латунные люстры освещали достаточно просторный зал. Бежевые стены его, конечно же, были увешаны картинами.
Но сперва моё внимание привлекло другое. Пол. А точнее, то, что было в нём в самом центре комнаты. Гигантский механизм, который представлял из себя своего рода план. План большого лабиринта, по форме походящего на знак бесконечности.
Стенки были прозрачными, поэтому можно было рассмотреть, как перемещаются квадратики, обозначающие картины, при поворотах коридоров. И как в принципе поворачиваются эти коридоры. Я был прав - у этого лабиринта всегда был алгоритм!