— Вы ведь не знаете, Прасковья Степановна, зачем и куда они ушли, — продолжает дядя Юра, — а прежде чем ругать, необходимо всё выяснить…
Дядя Юра вынимает из кармана сигаретницу, разминает сигаретку и, постучав ею о крышку, опять обращается к бабушке:
— Позвольте, Прасковья Степановна, мне покурить…
— Ах, Юра, — машет рукой бабушка, — я бы, кажется, сейчас и сама закурила…
Дядя Юра закуривает. Выдыхая дым в сторону, он продолжает разговор с бабушкой:
— Так вот. Прежде чем ругать, Прасковья Степановна, необходимо всё выяснить. И непременно в спокойных тонах. Что мы знаем? Ровным счётом ничего. Может, цель у них самая благородная? Что, если они, скажем, отправились на освободительную войну против колонизаторов? Педагогично ли будет за это их ругать?
— Господи! — всплеснула руками мать Виталика. — Против
— А что вы думаете? — продолжает дядя Юра. — Я говорю вам из личного опыта. В этом возрасте я тоже бегал… Бегал убивать Гитлера.
— Так что же нам теперь делать? — плача, выговорила мать Виталика.
— Ничего особенного… — Дядя Юра опять выпустил дым в сторонку, чтобы он не попадал на женщин, и, немного помолчав, добавил: — Знайте только одно: прежде чем наказывать, нужно тщательнейшим образом выяснить все обстоятельства и вообще подумать, есть ли основания наказывать…
— Есть, есть основания!
Бабушка обиженно поджала губы и затрясла головой.
— Это жестоко: заставить всех так волноваться! Это достойно самого серьёзного наказания!
Бабушкин подбородок дрожит от негодования.
— И всё-таки во всём следует спокойно разобраться, — настаивает дядя Юра.
— Полно вам! — тяжело вздыхает бабушка.
Бабушкины губы дрожат, дрожит платочек, который бабушка держит в руке, и голос бабушки тоже вздрагивает.
— Прежде нужно знать, живы ли они, — упавшим от дрожи голосом едва выговаривает бабушка.
Мать Виталика вытерла лицо скомканной тряпицей и, набрав в себя побольше воздуха, громко позвала:
—
— Да что ты, господи, кричишь тут над ухом! — сказал отец Виталика. — Будто мы его не кричали!
—
— Вот и будем кричать без толку…
Отец Виталика стоит без пиджака, и рубашка пузырится у него на спине.
— Сначала без надобности дёргаем парня… Морскую свинку и ту держать не позволяем… А после: «Виталик, Виталик»… А что? От такой жизни и на войну против колонизаторов подашься…
Неожиданно из темноты вынырнул Сашкин папа.
— Нет! На этот раз я непременно его выпорю, — выпалил он с раздражением.
Бабушка подтянулась и, основательно упрятав дрожь в голосе, чётко сказала:
— Костя, уймись!
— На этот раз не уймусь! — буркнул папа и снова исчез в темноте.
Подъехала милиция. Не только тёти Зоин милиционер. Вся милиция была на ногах.
На каком-то вокзале нашли какую-то курточку.
Теперь за эту курточку держались все разом:
новый домком тётя Зоя,
мать и отец Виталика,
папа и бабушка Сашкины,
дядя Юра Худяков,
Алёна — дошкольный ребёнок, и даже ошпаренный кот Зебка… потёрся
о курточку здоровым боком. Потом все разом отпустили курточку…
— Нет, — сказали все разом, — нет… не наша…
— Что нам делать? — повторяла мать Виталика.
— Искать, — ответил милиционер.
Он сел на мотоцикл и уехал.
Тётя Зоя строго посмотрела на женщин. Потом она перевела свой строгий взгляд на Сашкиного папу.
Ничего не сказала тётя Зоя Сашкиному папе, но Сашкин папа заметно, у всех на глазах, съёжился.
Тётя Зоя отвернулась, вздохнула полной грудью и отчётливо произнесла:
— Вот так… — И, помолчав секунду, добавила: — А теперь
— Будем надеяться, — слабым голосом произнесла бабушка и медленно опустилась на скамейку.
Оморка — бумажный остров
Мчит электричка на станцию ИСТРА. Лица мальчишек то возникают, то вновь пропадают в темноте. Так и стоят они в тамбуре… Не прозевать бы остановку. Ах, эта остановка… Скоро ли она?
Поезд неумолимо уходит всё дальше и дальше.
— Как там моя бабушка? — печалится Сашка. — И влетит же мне от неё!..
— А мне от матери, думаешь, не влетит? — утешает друга Виталик.
Несколько секунд они напряжённо молчат.
А поезд увозит их всё дальше и дальше… на станцию ИСТРА.
Фонари вдоль дороги всё быстрее и тревожнее заглядывают в их погрустневшие лица. Едут, едут, долго едут. А может, это им просто так кажется…
— Замедляет, что ли? — неуверенно спрашивает Виталик.
— Нет.
И опять они молча едут на станцию ИСТРА.
Навстречу просвистел пассажирский. Вот бы им тоже назад, да с такою же быстротою! Но электричка, лениво постукивая колёсами на стыках рельсов, — только вперёд, только вперёд, только на станцию ИСТРА…
— Замедляет? — опять спрашивает Виталик.
— Нет.
Ближе к ИСТРЕ, ближе к ИСТРЕ и всё дальше от МОСКВЫ.
— Замедляет?
Голос Виталика уже вздрагивает от нетерпения.
— Кажется…
Мальчики торопятся стать возле двери. А поезд, хоть и медленно, всё ещё идёт и никак не решится на то, чтобы остановиться окончательно.
Мимо платформы, мимо опустевших на ночь павильонов и скамеек совсем уже медленно проплывает почти пустой состав.