Омская правда (Черновики Апокалипсиса)

Когда через полчаса Игорь закончил рассказывать свою одиссею (было заметно, что долгий монолог дался ему не просто), Олег про себя отметил, что Мохову стало легче. Он даже посветлел лицом, жесты стали более свободными, да и сама речь, хоть и осипшим от долгого разговора голосом, стала более выразительной и уверенной. Терапевтический эффект, так сказать. Всё-таки попы грамотные люди, хорошо понимают, что любому человеку надо высказаться, не зря придумали исповедь. Приятно было, что жившие в палатке мужики нас всё это время не беспокоили.

Ещё с час проговорив с Моховым, глянул на часы и со словами, – «Извини, Игорь, труба зовет, по времени надо выдвигаться к штабу», я отправился к Глебу с уверенностью, что его просьба не только выполнена, но и перевыполнена. Надо потребовать вместо сигарет сигары, а что, заслужил.

По словам Мохова, он попал в лагерь дня три назад, вывез из города жену с сыном и пару знакомых. Сразу по прибытии, заполняя анкету на фильтрационном пункте, сообщил информацию о себе (звание, навыки обращения с оружием, участие в боевых действиях, места службы) офицеру-особисту, думая, что его, как имеющего боевой опыт, будут использовать для спасения людей или зачисток. Вышло иначе, у вояк людей хватало с перебором, а проверять других, не было времени. Поэтому брали тех, кому могли дать рекомендации, так сказать перекрестным методом, особый отдел дивизии работал двадцать пять часов в сутки.

В итоге использовали его и других мужчин, как подразделения стройбата и грузчиков для вывоза различных товаров и оборудования из города. Даже водители были из числа военных, на долю обитателей лагеря достались только самые простые и не ответственные функции, объяснялось это просто – уровень доверия к ним был не высок и, значит, нельзя было исключить возможность угона грузовика полного ценного груза. Что для парня было обидно, но он не возмущался. Хорошо хоть под защиту взяли, да и с учётом наплыва беженцев дивизионным было не этого, прокормить, разместить, да ещё оборона, да и мало ли проблем в такой ситуации.

Тем более в лагере особо народ не держали, не нравится, возвращайся в город, а там как повезёт. Большинство оставались, а куда денешься, здесь накормят, если с одеждой туго – дадут и главное семьи под защитой. Оружие лагерным не выдавали, также как и формы. По сообщению коменданта лагеря, – «Решение по беженцам будут приниматься позднее, к началу мая, а пока терпите и держитесь, выполняйте поставленные командованием задачи».

Таких, как он степенных и прошедших горячие точки бывшего Союза, служивших в десанте и других частях, где риск был понятием обыденным – набралось около трёх десятков, ребята объединились и стали жить обособленно от остальных. Как люди знающие дисциплину, самоорганизовались в этакий отдельный взвод с самоуправлением.

Попробовавшим навести в городке «лагерные» порядки, бывшим «зекам» вежливо объяснили, что это их не устраивает, а когда «зеки» решили проучить ребят, этих местных заводил оперативно отправили вместе с прихлебателями на пару недель в санчасть. Чтоб мозги на место встали. Больше проблем с другими жителями городка не возникало, их зауважали. Выслушав его, я рассказал ему о ОСБ. Объяснил, что за цели и чего хотим добиться. Предложил поговорить с другими мужиками, зная Игоря, объяснил, какие ребята нужны, каких не возьмём, в общем, предложил выбор. Договорился завтра или послезавтра, созвонится. И если будут согласные, приехать за ними.

– Значит, договорились на завтра? Очень хорошо. Теперь мне и в лагерь ходить смысла нет, итак картинка ясна. Держи вот, посмотри договор. Стоп. Давай, лучше в машину и выдвигаемся к Авалону, а то скоро темнеть начнет. По дороге посмотришь. Завтра все равно снова сюда. Сразу по всем вопросам. Федорыч, я смотрю, уже уехал. Так что ждать нам некого, по машинам и до дому.

На КПП мы сдали временные пропуска и резво дернули, да, пожалуй, что и домой. В Авалон.

Интермеццо 5. Али Бабай: живой или мертвый?

Жизнь началась с того, что мои глаза засосали душу назад. С той минуты я начал быть заново. Еще какое-то время я осознавал себя, не иначе душа внутри раскладывалась по полочкам, но потом поток души иссяк. Следом, раздирая глазницы, полез свет. Стало очень больно, и я ушел от окна вглубь палаты. За мной волочилась капельница – не сразу заметил. А как заметил – не сразу понял, что это не часть меня, а чужое. Выдернул из ступни – блеснула игла. Тело потеряло несколько капель темной крови. Странно оказалось стоять на скользком. В потоке прежней боли, эта новая растворилась незаметно. Ледяной пол встретил, как родного.