Омская зима

Еще почти лишенный речи,
Шагать умеющий едва,
С какою думой в этот вечер
Он так спешил к тебе, Москва?

Из немоты ли тихих Горок

Хотел он вырваться на миг?
А может, был ты нужен, город,
Ему, как путнику родник?

Как раненому капля влаги,

Когда сжигает кровь огнем?
А может быть, он эти флаги
Хотел увидеть над Кремлем?

Как знать! Но он с трудом поднялся

К квартирке маленькой своей.
Но он как будто бы прощался,
Все оглядел, все тронул в ней.

Потом он в зале Совнаркома

Стоял, включив электросвет.
Потом прошел путем знакомым
В пустой рабочий кабинет.

Окинул взглядом стол и карту,

Что распахнулась в полстены, —
Она была как перед стартом,
Страна, пришедшая с войны.

Лишь год, как сбита воедино,

В Союз Республик трудовой,
Она летела в мир лавиной,
Всех увлекая за собой.

Полуголодна и разута

От Шуши до Москвы самой,
И нет угля, и нет мазута
Перед шестой ее зимой…

А за окошком гасло лето.

Редел за башней дальний дым.
И жилкой на виске планеты
Синела Волга перед ним.

И он рукой коснулся Волги,

Как бы нащупал пульс реки,
И от Симбирска долго-долго
Не отрывал своей руки…

* * *

Мы уходим на фронт, и у нас не поверка — примерка:

Нам ботинки дают, нам обмотки дают, вещмешки,
И шинели на нас необмятые, как этажерки,
И еще гимнастерки — на две шеи воротники.

Рядом госпиталь был, привезли их, наверно, со склада —

С них отстирана кровь и застрочены дыры на них.
И ворчит старшина: измельчали вы, что ли, ребята?
Или там матерьяла излишки у этих портних?

Мы уходим на фронт. Мы уже не курсанты — пехота.

Смотрит вслед нам казарма в последний, наверное, раз.
И какая-то женщина крестится часто в воротах:
— Да куда ж вас, сынки?
— Все туда же — «на практику» нас.

Стонет гулкий булыжник, сирень над забором клубится,

Маневровый на станции тонко рассыпал гудок,
И мальчишки, мальчишки за нами бегут вереницей,
Лишь коленки мелькают да облаком пыль из-под ног.

Мы идем и поем, и глядит инвалид с тротуара —

Костыли подобрал и глотает махорочный дым,
И какие-то бабы нам семечки тащат задаром,
Будто мы им родня, будто все мы знакомые им.

И мальчишки, мальчишки — все реже и реже их стая, —

Поспевая за нами, пылят, и пылят, и пылят…
Мы уходим на фронт. Мы идем и поем, не смолкая.
Мы поем, не смолкая, девятую песню подряд!..

* * *

Как молоды мы все на этом снимке!

И веселы: Берлин у наших ног.
Стоим впритирку
И сидим в обнимку,
А кто-то просто на земле прилег.
И звезды наши светятся, и лычки,
И ордена — хоть ставь нас всех под стяг.
Вот только фон какой-то необычный —
Сирень.
А взяли только что рейхстаг.
Тут нам смекнуть бы: вот мол мы какие,
Мол мы на «ты» с историей самой.
А мы-то улыбаемся: живые!
Рейхстаг, он что? Нам фото бы домой…
Но я за то друзей не упрекаю
(Историки подправят нас потом) —
История, она и впрямь такая,
Пока скрижали пишутся штыком.

ПИСЬМО

Не спрашивай, где был я целый век,

Какой храним счастливою звездою.
Ты верь мне, дорогой мой человек,
Ты верь и жди — я был всегда с тобою.
За тридевять ли где-нибудь земель,
Куда не пишут, где немеют вести, —
Не спрашивай: там дождь или метель?
Не все ль равно!
Я был с тобою вместе.
Я был гораздо ближе.
На крыльцо
Всю ночь спешил к тебе, чтоб на рассвете
Увидеть, как ты спишь, как сонный ветер,
Едва дыша, в твое глядит лицо.
Я только не посмел тебя будить.
В тот миг мне нужно было лишь услышать,
Что ты — моя,
Что грудь спокойно дышит,
Что — черт возьми! — не зря мне здесь служить.
Сквозь этот на ночных экранах всплеск
Твои глаза я видел в синей дымке…
Мы видим все, солдаты-невидимки, —
И этот дальний плес, и ближний лес,
И тот, на луговине рыжий стог,
И в низкой пойме тропку росяную —
Для каждого свою и всем родную, —
И тот, из заводской трубы дымок…
О страшная бессонница солдат!
Когда б ты знала, что́ им стоит это —
На цели разделенная планета,
Где, лишь промедли, взрывы загремят!
Уже я дома не был целый век.
Да я ль один!
Ты — не зови. Ты — смеешь.
Спасибо, что ты есть,
Что ждать умеешь.
Спасибо, дорогой мой человек!

ЛОСИХА

Когда он наконец поднялся

И мордой в вымя ткнуться смог,
Еще струился и срывался
Дымок с его дрожащих ног.
Еще вразброс его копытца
Беззвучно падали за ней,
А надо было торопиться
Туда, где ельник был темней.
Туда, где отлежаться можно
Хотя б до первого луча.
И уши шарили тревожно,
И сердце падало, стуча.
Она вела его по звездам,
Сквозь дрожь дремотную осин,
И набивался с ветром в ноздри
То запах дыма, то бензин.
И, шумно втягивая воздух,
Тянула морду вверх она,
Но с реактивным гулом звезды
Вдруг осыпала тишина.
Гудела где-то электричка,
Надсадно ныл грузовичок,
И на рассвете без привычки
Вконец ослаб ее бычок.
И в час, когда поднялся выше
Туман в проснувшемся бору.
Вдруг оказалось: рядом крыши,
Высоковольтка на ветру!
Она лизала терпеливо
Его дрожащие бока,
И бледный луч неторопливо
Теплил с востока облака.