Омская зима

* * *

Посреди заметенных путей
Я под вечер с собакой гуляю.
Здесь зимой не бывает детей
Да и взрослых не встретишь, я знаю.
Здесь нам вольная воля, мой пес.
Лай досыта на снег и вагоны,
На беспомощность ржавых колес,
Кучи проволок, рельсы, баллоны.
Но таинственно металлолом
Громоздится на фоне заката.
И мне кажется, все это злом
Переломано, взорвано, смято.
Здесь, где вечером даже от стен
Веет гибелью цивилизаций,
И похожи на ветки антенн
Уцелевшие ветви акаций.
И для сердца острее вдвойне
Ощущенье какого-то знака.
Здесь порою так тягостно мне,
Словно в мире — лишь я и собака.

* * *

Жили мы в Берлине.
С переводом
В край родной везло тогда не всем.
Мне уже исполнилось три года.
Миру отвоеванному — семь.
На дорожках парка бурый гравий.
Ржавые качели были там…
Трое русских мальчиков играли
Возле хмурых танков по утрам.
В город, за чугунную ограду
Все сильней манили нас пути.
Много ли ума мальчишкам надо,
Чтоб пролезть меж прутьев
И уйти?
И такой момент мы улучили.
Ну, а после, занятых игрой,
Нас нашли отцы и разлучили,
Не спросив, с немецкой детворой.
Ехали, насупившись, в машине,
строгостью отцов удивлены.
Мы не знали,
Что живем в Берлине,
В непрощенном
                        городе
                                   войны.

ПЕРВЫЙ СПУТНИК

…Запустили!
— Да что ты?
— Законно!
И в назначенный радиочас
Сотни тысяч проемов оконных
Напряглись миллионами глаз.
Город стих и погас, как бывало
Только в годы военных тревог.
Вдруг одна среди звезд замигала
И пошла,
              и пошла
                           на восток.
Тишину словно взрыло шрапнелью.
И не в силах удерживать страсть,
Мужики во дворе загалдели,
Восхищенно ей вслед матерясь.
Был я с теми тогда, кто, рискуя
С предрассветных посыпаться крыш,
Все глаза проглядели, тоскуя,
Что за спутником
Не побежишь.

* * *

Я видел, как травы
Неслись вдоль кювета
Веселой оравой,
Почуявшей лето.
В степи нет трамваев
И нет светофоров:
Мотор, завывая,
Выказывал норов.
Промчался он шквалом.
Но травы взъероша,
Не напугал он
Дремавшую лошадь.
Ей грезилась вечность.
И лошадь не встала.
Какая беспечность!
Какая усталость!

* * *

И снова груз чернеет многотонный,
А впереди на свет летящий снег.
И двигатель выводит монотонно:
Усни, усни, усни же, человек.
Но вместо сна приходит упоенье
Усталостью, дорожной белизной.
И человек, что рядом на сиденье,
Своим молчаньем делится со мной.
И в этой доле видится доверье,
Уверенность и гордость, черт возьми,
За то, что мы работаем, как звери,
Но остаемся все-таки людьми.
На самых напряженных трассах века,
Где далеко не каждый сбавит ход,
Чтоб не проехать мимо человека,
Который в ту же сторону идет.

Евгения Кордзахия