Омский горячий твой

Я слышу, как ликует толпа, когда я протягиваю руку к мечу. Обхватываю рукоять, и моя рука, как чужая, падает вниз вместе с оружием, как только мой соперник его отпускает. Блядь, да сколько же он весит?

На улице начинает темнеть, поэтому нас с Олегом подсвечивают фарами двух мотоциклов, предусмотрительно припаркованных неподалеку.

Бой становится еще более зрелищным.

Взглядом прочесываю толпу, пытаясь отыскать Кристину. Не нахожу ее, зато нахожу отца.  Лицо его бесстрастно, но скрещенные руки на груди выдают его тревогу. Какого хера он здесь?  Даже до него доходят такие новости из интернета?

Сейчас папа увидит мой позор. Мне было плевать, что его увидит весь остальной город, но отец…

Кристину я так и не нашел. Может, ее вообще здесь нет?

Я сосредотачиваюсь на сопернике, снова  убеждаясь, что шансы не равны, но я совсем не чувствую страха. Только обреченность. Неизбежность того, что сейчас произойдет. Я еще ни разу не огребал пизды. Пришло время.

Я это осознаю и больше совсем ничего не чувствую, не вижу и не слышу. Кроме, на удивление,  ровного стука своего сердца.

Тук. Тук. Тук.

Я опускаю забрало, и мы начинаем.

Мое сердце пропускает удар, а я пропускаю удар соперника.

Оружие настоящее, а доспехи-то бутафорские. Они рассчитаны только на учебные мечи. Мой нагрудник разлетается в хлам, но лучше с ним, чем совсем без него. Я отлетаю на пару метров, и весь мой металлолом вместе со мной падает в траву.

Подниматься больно. Даже дышать больно. Так я узнаю, что такое сломанные ребра. Я не знаю, за кого болеет Крис, но мой отец здесь, поэтому я стискиваю зубы и поднимаюсь.

Первая кровь за мной, я разрубаю Олегу ногу и слышу рев кровожадных зевак. Этот амбал даже  не падает, просто опускается на одно колено, скорее от неожиданности, а не от боли. Он сразу встает. Рана не шуточная, потому что нога ниже пореза моментально окрашивается в красный.

Мне нужно было потянуть время, чтобы он истек кровью и ослаб, но разве я был тогда таким коварным?

Некоторое время мы просто наносим удары по мечам друг друга, изводя себя и зрителей. Потом я пропускаю удар по голове.  В башке начинает звенеть и темнеет в глазах, поэтому я отступаю на шаг и поднимаю забрало.

Пот течет по лицу так,  что я ничего не вижу,  но вытереть лицо не могу,  да и нечем. Я уже устал, и еле стою на ногах, но надо продолжать.

Я даже не могу понять, до каких пор будет продолжаться эта драка. Пока один из нас не упадет и не сможет встать? Мы оба стоим намертво. Кто-то должен погибнуть?   За такое и посадить же могут?

Перспектива тюрьмы отходит на второй план, потому что Олег снова бросается на меня уже в дикой ярости. Поединок явно выходит за рамки показательного боя или средневековой дуэли.

Только каким-то непонятным чудом, как будто наверху кто-то помолился за меня, я уворачиваюсь от его меча,  который снова летит мне в голову. Забрало я не успел опустить. Чувствуя,  как мою стиснутую челюсть обжигает болью, я бью Олега в спину.  Теперь падает он.

Поднимается он с таким трудом,  что мне становится страшно, поднимется ли вообще.   Но он встает, отбрасывает меч и летит на меня с кулаками. Олег одним ударом сбивает меня на землю, стаскивает с меня шлем и начинает мутузить кулаками по лицу.

Нас растаскивают, и я слышу вой серен. Странно, что полиция едет только сейчас. Бой принял такой резонанс, почему менты не узнали раньше?

6. Глеб

Ко мне подбегают отец и Стас. Они хватают меня под руки и утаскивают к машине.  Папа везет меня в БСМП, хорошо она не далеко от парка.

– Ты как, Глеб?  – спрашивает меня Стас, помогая снимать на заднем сидении то, что осталось от доспехов.

– Нормально, – отвечаю я, чувствуя подступающую к горлу тошноту. – Пап, тормозни.

Отец останавливается на обочине.  Я открываю дверь и выплескиваю содержимое желудка на дорогу одним разом.

– Может, у него сотряс? – пытается самостоятельно поставить мне диагноз Стас.

– Это от адреналина, – усмехается отец. – Выпить надо чего покрепче. Щас Айболиты  тебя зашьют, и обмоем это дело.

Только в больнице я понял, о чем говорил отец.

Я же не мог видеть свое лицо. Левый глаз заплыл, нос сломан.  Мне вправили шнобель, наложили на щеку семь швов, перемотали ребра эластичным бинтом и отправили домой.

После процедурной  папа заставил меня зайти в еще один кабинет и снять побои. Я не собирался заявлять в полицию, поэтому упрямился.

– На всякий случай, Глеб, – уговорил меня отец.

Стас поехал с нами и остался с ночевкой. Я даже домой боялся зайти. Сейчас мама увидит мой заштопанный, заплывший ебальник и в обморок грохнется. А потом скажет отцу:

– Коля, а я говорила!

Но мама ничего такого не сказала, только вздохнула  грустно. Так вздыхают все мамы, когда их дитятко двойку из школы принесет или кота блохастого.

Она накрыла нам на стол и поинтересовалась, можно ли мне спиртное при полученных травмах, когда увидела у отца в руках бутылку коньяка. Потом мама ушла к себе, видя, что намечается чисто мужская вечеринка.

– А ты молодец, Глеб! – поддержал меня Стас. – Я думал, ты, и минуты не продержишься.  Ты видел, как у Девена кровища хлестала?