Ому

Перед тем как лечь спать, все семейство уселось на пол, и, стоя посреди, По-По прочел вслух главу из таитянской библии. Затем, опустившись вместе со всеми на колени, он произнес молитву. По ее окончании все молча разошлись. Такие общие молитвы происходили регулярно каждый вечер и каждое утро. В этой семье трапеза также неизменно начиналась и кончалась молитвой.

После того как я убедился в почти полном отсутствии всякого подобия истинного благочестия на этих островах, то, что я увидел в доме нашего хозяина, меня очень удивило. Но По-По был подлинным христианином — единственным, не считая Арфрети, какого я лично знал среди всех туземцев Полинезии.

Глава LXXIV УСТРОЙСТВО НА НОЧЬ. ДОКТОР СТАНОВИТСЯ НАБОЖНЫМ

Нас уложили спать со всеми удобствами.

В ногах брачного ложа По-По под прямым углом к нему стояло меньшее, сделанное из дерева «коа». Поверх упругой сетки из тонкой прочной веревки, сплетенной из волокон шелухи кокосового ореха, лежала одна тонкая циновка; подушкой служила куча сухого папоротника, а простыней — кусок белой таппы. Эта постель предназначалась мне. Для доктора приготовили ложе в другом углу.

Лу спала одна на маленьком диване; около нее горел светильник. Ее брат-щеголь покачивался наверху на матросской подвесной койке. Две газели шалили на циновке поблизости; старым родственницам Мони уступил свой соломенный матрац в тесном закутке, а сам улегся и храпел у открытой двери. После того как все устроились на покой, По-По поставил светящуюся дыню посреди комнаты. Так мы все проспали до утра.

Когда я проснулся, яркие лучи солнца проникали сквозь щели между бамбуками, но никто не шевелился. Полюбовавшись изящной позой, принятой во сне одной из спящих, я затем перенес свое внимание на общий вид жилища, весьма показательный для высокого общественного положения нашего хозяина.

Самый дом был построен в простом, но полном вкуса туземном стиле. Он представлял собой удлиненный правильный овал футов пятидесяти в длину, с низкими сплетенными из бамбука стенами и покрытой пальмовыми листьями крышей. Конек отстоял футов на двадцать от земли. Никакого фундамента не было; голый земляной пол был просто устлан папоротником; такого рода ковер очень хорош, если его часто меняют, в противном случае он становится пыльным и служит прибежищем для паразитов, как это бывает в хижинах более бедных туземцев.

Кроме кроватей, обстановку составляли три или четыре матросских сундука, в которых хранились наряды всей семьи — плотные полотняные рубахи По-По, ситцевые платья его жены и детей, а также всякие мелкие европейские изделия: нитки бус, ленты, немецкие зеркала, ножи, дешевые литографии, связки ключей, черепки посуды и металлические пуговицы. Один из этих сундуков служил Арфрети картонкой для шляп; в нем лежало несколько туземных головных уборов, все одного и того же фасона (ведерки для угля), но отделанные лентами разных цветов. Ничем так не гордилась наша славная хозяйка, как этими шляпами и своими платьями. По воскресеньям она выходила из дому раз десять, и каждый раз, точно королева Елизавета, в другом наряде.

По-По из каких-то соображений установил такой порядок, что нас кормили до того, как подавалась еда остальным членам семьи; доктор, прекрасно разбиравшийся в подобных делах, утверждал, будто мы питались значительно лучше, чем они. Во всяком случае если бы гости Эримеара путешествовали с набитыми кошельками, чемоданами и рекомендательными письмами к королеве, он ухаживал бы за ними не более старательно.

На следующий день после нашего прибытия старый слуга Мони подал нам на обед поросенка, печеного в земле. Издавая приятный аромат, поросенок лежал на деревянной доске, окруженный полушариями печеных плодов хлебного дерева. Затем была принесена большая тыквенная бутыль с «пои» или пудингом из таро, а молодой щеголь, преодолев свою обычную лень, сбросил для нас несколько кокосовых орехов с соседнего дерева.

Когда все было готово, Долговязый Дух под взглядами домочадцев набожно сложил руки над упитанной свиньей и призвал божье благословение. Все присутствующие были очень довольны; По-По подошел к доктору и ласково заговорил с ним, а Арфрети, глядя на него почти с материнской любовью, восхищенно воскликнула:

— Ах! миконари тата маитаи! — другими словами: «Какой набожный молодой человек!»

Сразу же после обеда наша хозяйка принесла мне охапку травы (из какой матросы делают каркас своих парусиновых шапок) и, протянув иголку с ниткой, предложила немедленно взяться за дело и смастерить себе шляпу, в которой я очень нуждался. Опытный в подобного рода работе, я закончил в тот же день и плетение и шитье. Арфрети как бы в награду за мое прилежание своими собственными смуглыми ручками украсила тулью пламенной яркой лентой. Благодаря двум длинным концам ее, по матросской моде свисавшим сзади, за мной сохранился восточный титул, присвоенный мне Долговязым Духом.

Глава LXXV ПРОГУЛКА ПО ПОСЕЛКУ