Омут

Конечно же, я понимал, что эта женщина и не подозревает о том, кто я. Конечно же, мне совершенно не хотелось ввязываться во всю эту белиберду с позиции клиента, желающего плотских утех. Однако в тот момент мне было так волнительно и в то же время так интересно, что я невольно решил подыграть своей оппонентке.

Дальше все было примерно так, как я описывал выше. Кровать, шелковые простыни, ее глаза, наблюдающие за мной через зеркало. Интимная близость. Мой стыд. Моя робость. Моя боязнь раскрыться перед ней. Черт возьми, я так глубоко спрятал эти воспоминания в себе, что теперь, вытаскивая всю эту мерзость наружу, мне становится по-настоящему противно за себя и за все то, что происходило в моей жизни потом. Мне хочется ненавидеть весь мир, все человечество и, конечно же, свою мать, своего отца. Хочется разорвать их на куски за весь тот стыд, за все те моральные унижения, которым я подвергся.

Как я и говорил, хорошие люди заходили в эту квартиру слишком редко. Я не стал исключением. Я позволил ей сделать это с собой. Потом рассказал истинную цель своего визита. Женщина долго смотрела на мое лицо. В ее глазах дрожали слезы. Она трогала мои щеки руками, и ее красные губы произнесли почти бесшумное «прости». Потом я просто ушел, оставив эту женщину в прошлом. Заперев ее в той крохотной ветхой квартирке, вместе с собой прежним, невинным юношей, мечтающим найти свою мать.

Спустя некоторое время я замечал ее стоящей у забора, окружающего нашу школу. Замечал в парке, через который я возвращался домой. Она боялась показаться мне на глаза, но в то же самое время хотела подойти так близко, насколько это вообще было возможно. Потом эти визиты прекратились. Позже я узнал, что она погибла под колесами автомобиля. Трудно сказать, было это самоубийством или же просто нелепая случайность. Однако в этой истории навсегда можно было поставить точку.

Хлоя рассказала мне о своем отце. Она, как и я, воспитывалась в строгости и часто подвергалась насилию со стороны родителя. Он был чересчур набожным человеком, однако злоупотребляющим алкоголем. Напивался до скотского состояния и читал ей проповеди, заставляя становиться на колени перед распятием и вторить каждому его слову. Если дочь перечила или же имела неосторожность запнуться в повторении молитв, отец тут же реагировал на это сильной затрещиной по голове.

— Однажды этот ублюдок меня изнасиловал, — как-то монотонно, с долей равнодушия сообщила мне Хлоя.

Я не знал, что ответить на ее слова. Просто сидел рядом и молчал. Потом она усмехнулась и добавила:

— Он умер, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Такой вот подарок ко дню рождения.

Она закурила сигарету.

— Мне очень жаль, что так вышло, — тихо произнес я и посмотрел на девушку.

— Жаль, что он меня изнасиловал, или жаль, что он умер?

— Все вместе. Это настоящая трагедия.

Хлоя посмотрела на меня и улыбнулась.

— Все осталось в прошлом, — сказала она, сделав очередную затяжку сигаретой.

Девушка храбрилась, и, по правде сказать, у нее это хорошо получалось. Однако детские травмы способны привести человека на край пропасти разными путями. Мы несем в себе через всю жизнь шрамы и постыдные ситуации, совершенно не догадываясь о том, что когда-нибудь эти воспоминания сыграют с нами злую шутку.

Мне снился сон. Я пребывал в полнейшей темноте. Она была такой плотной, такой абсолютной, такой осязаемой. Казалось, что если я открою рот, то вся эта вязкая субстанция проникнет внутрь меня и я исчезну в ней без следа.

Потом на горизонте появился свет. Я медленными, робкими шагами направлялся прямо к нему. Тянул руки, чтобы как можно скорее дотронуться до него. Этим светом была замочная скважина.

Распахнув дверь, я очутился в какой-то комнате. С потолка свисали десятки изувеченных людских тел. Их лица скрывались под тряпичными масками. Трупы были выпотрошены, а их гниющие внутренности вонючими кучками покоились на полу, прямо под своими бывшими владельцами.

Я знал, что мне необходимо перебраться на другую сторону комнаты. Шаг, еще шаг. Склизкие, отвратительные туши касались меня, пачкая протухшей кровью. Я старался идти аккуратно, но раз за разом упирался носом в червивую плоть очередного тела. Трупы плотной стеной свисали предо мной. Казалось, они специально старались не позволить мне пройти этот путь до конца и выбраться на волю. Безмолвные стражи. Мерзкие, никчемные мешки с навозом, они рьяно охраняли святыню от всякого, кто осмелится оказаться здесь.

Потом я поскользнулся. Упал, перепачкавшись с ног до головы. Пополз на животе, стараясь отбрасывать в стороны зловонные куски плоти, преграждавшие мне путь. Трупы висели вниз головой, и их холодные пальцы то и дело задевали мои волосы и спину.