Оказаться в доме или в любом другом приюте за два часа до полуночи-значит вовремя поспеть укрыться в погребе, когда Черти прибудут убивать. Хоть «Северная Твердь» за всё своё существование встречалась лишь два раза с армией Чертей, погреба никогда не убирались с зодчества. Этих двух раз хватило сполна и более десятка населённых пунктов привелось воссоздавать заново. Благо на передовой, перед стенами Крепости, обитал клан «Тысяча Отцов», что первым встречал полчище Чертей. А после клана, к стенам приходило лишь половина того, что шло на Цитадель. Но после падения элитной армии, Цитадель потеряла былую стойкость и «Северной Тверди» пришлось увеличить число казарм, выстроив их по всему периметру стены. И с какой бы стороны не пришёл враг-его всегда могло встретить многотысячное войско рыцарей Верховной Крепости. Но на солдат надейся, а сам не плошай и первым делом, что проверил пекарь, прежде чем его дочь и внучка легли почивать-это наличие крышки в полу, закрывающую «погреб-убежище». Женщина, что сдала им дом была, как и все подготовленной к внештатной ситуации и, как убедился пекарь подняв крышку, натащила в погреб небольшое количество еды, керосиновую лампу и молитвенник. Измерив взглядом размер погреба, пекарь довольный положил крышку назад и подошёл к малышу, которого дочка уже положила рядом с собой.
–Уснул? -щурясь в тёплой улыбке спросил старик, гладя ребёнка по спине что была укрыта в тёмный материал.
– Если честно, я уже устала. -недовольно заявила черноволосая девушка, морщась от того, что долгое время держит ребёнка на руках. -Малыш такой тяжёлый…
– Я тоже. -сочувственно вздохнул старик и проведя по бороде рукой зачем-то дёрнул за нее, словно пытался сорвать с себя.
Место погрузилось во мрак. Тяжёлые ночные облака медленно плыли по своему обычному пути, чуть задевая крыши одиноко стоящих часовен, что выстраивали люди в каждом месте, где собирались жить. Теплота начала июня разбудила в траве разнообразных насекомых, что принялись наперебой жужжать и стрекотать, наполняя мёртвую ночную тишину звуками. Лес, что окружал собой Травиль жизнерадостным зелёным кольцом, теперь напоминал скалы с кричащими в пещерах ночными птицами и печальным воем шакалов. Вдали, почти из самого конца деревушки, слышался чей-то тревожный стонущий плачь, вырывавший из себя жуткие крики. Горькое рыдание разносилось по всей деревне и в домах, где его слышали, сразу тушился свет. От его жуткого воя хотелось укрыться одеялом с головой, лишь бы тот, кто плачет, не увидел ни одной неприкрытой части тела, за которую можно было схватиться и стащить с кровати. В конце концов, в призрачном свете луны, показалась костлявая, багровая фигура обнажённой женщины, что закрыв лицо руками, шаткой, неуклюжей походкой, направлялась то к одному дому, то к другому, словно что-то для себя выискивая. Прекращая рыдать, женщина припадала головой к двери и прислушивалась к малейшему шуму, что мог создать спящий ребёнок. Не получая результат, Ведьма вновь принималась голосить и теперь было понятно, что минутами раннее в лесу кричал вовсе не шакал. Именно этот звук вырывался из горла Сыти, вышедшей из чащи в поисках младенца.
За неимением кожного покрова, Ведьма напоминала полуистлевший, оживший труп, с оголёнными частями скелета, видневшегося из-под красных мышц и сальных сухожилий. Высохшая голова, с чёрными глазницами и отверстиями вместо носа, на затылке имела седые, редкие волосы, склеенные друг с другом сквозистой слизью. Уже лишившись надежду, Сыть вышла из Травиля и остановилась, как собака водя остатками лица по воздуху. Наконец её взор встал прямо перед домом, что сдавала женщина. Расстояние от деревни в пятьсот метров не помешало Ведьме почуять находящегося в жилье малыша.