Омут. Книга первая

Скинув с себя одеяло по причине духоты, что напустил собой уже потухший очаг, дочь пекаря мирно спала на единственной в доме кровати. Или из-за того, что утомилась, или потому что всегда ожидала опасности в постороннем месте, она дремала в одежде, не сняв даже кожаных сапог, плотно обхватывающих ноги до колен. Теперь, в тусклых лучах луны, можно было дать описание дочке старика. Выглядела она не старше двадцати лет. Из-за густых вьющихся волос, чёрными пружинками заволокшие всю огромную подушку, облик девушки казался почти детским. На маленьком личике, располагались довольно большие, миндалевидные глаза и в обрамлении длинных чёрных ресничек, казалось они занимают большую половину лица своей обладательнице. При этом маленький вздёрнутый носик, и миниатюрный треугольник пухлых губ, таяли под приоритетом больших глаз. Брюнетка была не большого роста и будучи в сапогах на высокой подошве с шипованными протекторами, легко помещалась в кровать, сохраняя свободное место для своего ребёнка, что так и укутанным спал рядом с мамой. На девушке был чёрный, кожаный комбинезон с горловиной, закрывающей шею до самого подбородка и длинными рукавами, прилегающими к ладони. Узкую талию обхватывала чёрная широкая портупея с золотистой бляшкой посредине, имеющей фигуру солнца с раскидывающими от себя лучами.

Окутавшись до самого носа одеялом и шумно храпя, пекарь лежал поблизости от двери на уложенном в несколько раз брезенте, что взял с возницы. Хоть старик и был предупреждён местным обитателем об возможной опасности, по своей стариковской глупости, перед сном, он настежь раскрыл окно, изгоняя душный воздух из помещения.

А плачь безобразной старухи надвигался и становился всё тревожнее, создавая мурашки даже на шкуре ослицы, что тревожно стала кричать и шевелить ушами. Вскоре, длинные липкие пальцы костлявых рук обхватили водоотлив окна. Перебирая перстами, руки ведьмы всё удлинялись и вытягивались, пока ладонями та не упёрлась в пол. Наконец, показав свою безобразную голову, Ведьма словно жирный червь, вытягиваясь, проползла по подоконнику, через стол, затащив за собой противную оконечность двухвостки. Комната наполнилась запахом побеспокоенной могилы. Приняв обычный свой размер и человеческую форму, по-прежнему неустойчивой поступью, Сыть приблизилась к кровати, где лежал ребёнок. Лицо её расплылось беззубой улыбкой, а синюшные вены на шее вздулись от волнительного момента. Сбрасывая на пол густые слюни, колдунья согнулась над ребёнком и по-матерински, аккуратно взяв его на руки, когтистым пальцем развернула уголок ткани на лице малыша.

Свет, ярким прожектором вырвавшийся из места, где по мнению Сыти должно быть лицо жертвы, выстрелил прямо в уродливую морду фурии. Взвизгнув раненой свиньёй, Сыть разжала костлявые пальцы и выронила малыша из рук. Закрыв глаза ладонями, потеряв ориентацию, Ведьма принялась метаться из стороны в сторону, налетая на стены.

–Жарка! Тварь уходит! -вскричал пекарь, по-молодецки прыгнув с импровизированной кровати на ноги.

Будто не спавшая, девушка сорвалась с койки и метнула в сторону окна, куда устремилась Ведьма, вырвавшийся из ладони огненную верёвку. Угодив в полыхающее лассо, что тут же стянуло скелетную талию Сыти, Ведьма повалилась на колени, поспев вцепиться в край столешницы. Не устояв на ножках, тяжёлый стол запрокинулся на бок и рухнул прямо на колдунью, придавив ей горло.

–Матрёшка! -крикнула Жарка, голыми руками удерживая огненную верёвку. Мегера активно пыталась вырваться из сжигающего и без того повреждённую плоть лассо, в то же время отталкивая от себя стол. Девушке привелось даже вонзиться каблуками сапог в пол, для того чтобы конвульсии Ведьмы не свалили её с ног.

Пекарь подбежал к упавшей кукле, что всё это время играла роль младенца. Освободив от тряпиц полную, красиво раскрашенную матрёшку, мужчина живо подошёл к трепещущей Сыти и поднёс ей к глазам деревянную куклу. Будто притягиваемая магнитом, Ведьма, не прекращая визжать от боли, в упор взглянула на матрёшку. Свет вновь щедрым пучком ударил Ведьме по глазам и принялся с каждой секундой обращать её в пепел.

–Приговор к исполнению! -прошипел сквозь зубы хлебопёк, приближая куклу всё ближе к делавшемуся обугленным поленом туловищу уродины.

Синюшные вены, переплетающие всё тело Ведьмы, принялись вздуваться и пузыриться, взрываясь от невообразимого напряжения, выстреливая в потолок и на стены чёрную кровь. Остатки почерневших мышц падали с костей твари, оголяя проеденный червями её жёлтый скелет. Через несколько минут режущий уши визг Ведьмы приглушился тягучим, бурлящим стоном и спустя мгновенье, вовсе растворился в горнице, наполненной духом сгоревшего, протухшего мяса.