Омут. Сборник рассказов и миниатюр

Разговорились, кличут отшельника Ярьомой (Ярьома – мощь, сила, сияние Всевышнего ОМа). При общении домовенок с недолгими паузами аккуратно подбирал слова, пытался донести свою мысль, очевидно, сказывались долгие годы затворничества. Его бормотание с хрипотцой и вкраплением старославянских слов поначалу вызывало недопонимание. Тем не менее выяснилось, что предки его хоронились в глухом медвежьем углу на острове еще со времен царя Петра – I – Окаянного по причине непримиримых разногласий в вере. Ярьома остался последним на острове и оберегал память родовую. За долгие годы Фат стал первым человеком, посетившим озеро, так как местные опасались заколдованных мест по незнанию своему или от ущербности в понимании и обращении с лесными духами. Старик сетовал, что людишки совсем оскудели и не почитают хранителей леса, и не совершают им требы более, кроме него самого, оттого и беснуется леший, да кикимора шалит. Сказать, что дед обрадовался встрече нельзя, скорее Фат столкнулся с безучастным отношением, пока не предложил:

– Отвези на остров?

Сгорбленный старик сперва отмахнулся и пробормотал под нос:

– Не ко времени возиться с тобой.

Лодочник сосредоточенно занялся поклажей берестяного кузова с ягодой на дно лодки, подпирая короб со всех сторон, затем уложил весла в уключины, и наконец, снизошел до Фата.

– Пустые хлопоты. Тебе пошто?

– Красоты пофоткать.

Старик не понял слова «фоткать», а зеркалка Фата с мощным объективом показалась ему вовсе бесовской штуковиной. Секунду-другую дед сузил глазки, сверля испытующим взглядом, от которого пробрало Фата до мозга и костей. Казалось, старик смотрел сквозь Фата, читал фибры его души. Колючий холодок пробежал по спине Фата, и тот отшатнулся. Прежде никто не заглядывал в глубины его души, кроме собственных ковыряний. В мгновение ока все прекратилось, когда из камышей раздалось пронзительное кваканье, и большущая жаба тяжело плюхнулась на крышке кузова, забрызгав деда тяжелыми каплями. Бородавчатое страшилище уставилось на Фата. Ехидна сжимала и разжимала перепончатые лапы, при этом надувала мешкообразные зеленые пузыри и издавала гортанные музыкальные звуки.

– Милка моя, – пояснил дед и осведомился с надеждой, – а что дашь мне?

Подрагивающей рукой Фат извлек из кошелька купюру, приглашая взять оплату.

– Тюю, – протянул дед, – на кой ляд мне бумажка твоя никчемная?

– Мало что ли?

Фат раскрыл портмоне повторно и поднес веер из банкнот, отмахиваясь попутно от назойливой мошкары. Дед зыркнул на обещанный куш, поразмыслил и с хитрым прищуром произнес:

– Год.

– Что год?

– Один год твоей жизни – плата за проезд на мой остров.

Фат округлил глаза от удивления и подумал, что ослышался.

– Не слишком ли за услугу на лодочке покататься?

– Дело твое. Тебе еще долго землицу топтать, а я старенький, вот годок-то как раз впору мне и станет.

Фат совсем остолбенел от слов старика.

– Как же ты прибавишь этот год к себе?

– А уж это не твоя забота. Ты и не заметишь.

Фат не двигался от изумления, терять здоровье он явно не желал.

– Я нежадный – лишь годок. Слышь сюды: встарь людишки щедро делились со мной годами, отдавали за помощь какую, совет дельный. От каждого по щепотке, а мне много и не надобно. Приходил один, вроде тебя, уж не упомню имя его, Прокл что ли, да и ладно. Давно было, лет этак пятьдесят назад, а то и семьдесят. Канючил, все ведать хотел, как чертог небесный устроен. Пристал, как лист банный, все на свете отдать обещал. Стихиями властвовать грезил, измучил меня уговором своим настырным.

– Обучил?

Дед вздохнул.

– А то, дорого ему это стало, как познал, так тут же и околел, а годки его мне перетекли. Не выдержал бедолага бремени премудрости.

– Тебе-то откуда ведомо про устройство чертогов?

Дед криво ухмыльнулся, разгладил бороду и ответил:

– Не твоего ума дело. Ведомо – знаемо, и все тут.

– А тебе сколько лет?

Дед принялся загибать корявые пальцы на обеих руках, высчитывая свое время, сбился, вернулся к подсчету, наконец, плюнул и сказал:

– Мухомор я старый. Поди, под двести будет.

– Ну ты, Ерема, и брехун.

Дед раздражился на обидное слово и прошипел:

– Ярьома я.

Он повторил доходчивее, делая особое ударение на букве «о».

–Ярьома. Так едешь или нет?