Омут (СИ)

Смотреть на Малфоя было больно, но неожиданно приносило облегчение: глухое отчаяние и непонимание вдруг обострялись, кололи в самое сердце, и обида находила выход, Альбус мог дышать ровнее, мысли не вертелись вокруг одной только мысли, о том, что губы Скорпиуса в том Омуте были такими алыми и распухшими от поцелуев, что его было не отличить от раскрашенной шлюхи. Но хуже всего было то, что он чувствовал к Скорпиусу, до сих пор было в его груди. Исколотое, разорванное чувство тихо скулило, но отказывалось умирать; и хотя оно приносило боль, Альбус не мог с ним проститься.

— А это проблема? — по-прежнему равнодушно переспросил Скорпиус, гордо вздергивая острый подбородок.

Он вдруг сел поудобнее, закинув ногу на ногу, и с вызовом посмотрел на Поттера.

Тонкие губы изогнулись в кривой улыбке, весь его вид говорил о том, что ему, по большей части, наплевать на то, что произошло. Альбус вспыхнул, чувствуя, как закипает в нем раздражение.

— А для тебя это нормально? То что вся школа видела, как ты… Как ты и Джеймс… — Альбус задохнулся, хватая судорожно воздух ртом и снова отвел глаза. Как же он мог так ошибаться?

Обиднее всего было то, что Джеймс трахнул Скорпиуса, как обыкновенную потаскуху из Паучьего Тупика, в то время как Альбус относился к Скорпиусу, как к хрустальной вазе. И он даже не думал, что можно так безразлично, так грубо…

— Ненормально, что вся школа видела, как мы трахаемся, — Скорпиус скучающе наклонил голову, — или то, что мы все-таки трахаемся?

Альбус молчал так долго, что Скорпиус, очевидно, потеряв надежду услышать ответ, добавил:

— Мне вот кажется, что ненормально указывать, что нормально, а что нет.

— Ты прав, это вообще не мое дело, — Альбус встал с места с пылающими щеками и уже сделал два быстрых шага к выходу, когда Скорпиус неожиданно перехватил его руку.

— И что — это всё? — голос окончательно подвел Скорпиуса, он сорвался на жалкий всхлип, и, будто сам испугавшись, едва не выпустил руку Альбуса, но затем лишь сильнее впился в нее ногтями.

— Что — всё? — устало переспросил Альбус, машинально опуская глаза на цепкие пальцы, лежащие на своем предплечье.

Голубые вены на тонких запястьях бросились в глаза, и Альбус уже не смог остановить воображение: эти же руки, царапающие чужую спину, сминающие простыни под приглушенные стоны, и Джеймс… Сердце дрогнуло, но вместо того, чтобы бежать прочь, Альбус, стараясь не обращать внимания на капкан, который держал его руку, опустился на диван рядом с Малфоем.

— Отпусти, — попросил он, неуверенно дергая рукой, и Малфой тотчас от него отцепился, с неловкостью сцепив руки в замок на своих коленках.

— Ты меня презираешь? — еле слышно спросил он, не поднимая глаз.

Альбус промолчал, он и сам не знал: презирает он Скорпиуса или нет. Вероятно, презирает. Вероятно, он больше не сможет забыть то, что увидел, и ничего уже не сможет быть по-прежнему. Но и забыть Скорпиуса у него вряд ли когда-нибудь получится, поэтому вместо ответа Альбус медленно пробормотал:

— Я даже не знал, что ты… что ты по мальчикам.

— Это что-то поменяло бы? — сжал губы в тонкую линию Малфой, впиваясь глазами в его лицо в настойчивых поисках его взгляда.

Да, это совершенно точно поменяло бы, но Альбус небрежно покачал головой. Может быть, зная, что у него есть хотя бы мизерный шанс, он бы им воспользовался, а не дрочил бы на колдографию Малфоя, вспоминая длинные ресницы и тонкий свежий аромат с его воротника и кончиков выжженных солнцем волос по ночам. Возможно, он был бы смелее, может быть, он смог бы всем рискнуть и не был бы такой неуверенной тряпкой.

— Поттер, — с неожиданным ожесточением прошипел Скорпиус, — я спросил у тебя. Для тебя важно, что я… такой?

— Я не мог даже подумать, что ты такой, — раздраженно выплюнул Альбус и вскочил с дивана, хватая на ходу сумку.

Продажный. Беспринципный. Бесчувственный. А Скорпиус оказался именно таким.

— Прости, что не оправдал ожиданий, Поттер, — глухо отозвался Скорпиус, опуская голову и занавешиваясь от колючего взгляда Альбуса длинной, светлой челкой.

Далеко, впрочем, Альбус уйти не смог, застыв за стеллажами в нерешительности. Он знал, что все, что он чувствовал было нехорошо: Скорпиус не делал его лучше, он тянул его с собой на дно, заставлял презирать самого себя и терять остатки самоуважения. Ради него он готов был бы поступиться своими принципами. Готов стать вторым после Джеймса, как и всегда.

Он хотел бы уйти, бросить Скорпиуса и мысли о нем, но горячее чувство внутри не давало ему сделать шаг к выходу. Он ведь про себя называл это чувство любовью, а разве должен он в таком случае переступить через гордость ради Скорпиуса?

Альбус машинально сделал пару шагов к выходу, затем еще несколько. С каждым шагом тянуло вернуться назад все сильнее. Какой смысл в гордости, если она не делает его счастливым?

Неожиданно его внимание привлекла шумная группа незнакомых ребят в форме Пуффендуя: хихикая, один перемещал серебристую жидкость из зеленого термоса в пробирку. Альбус шумно выдохнул и не секунды не сомневаясь, подлетел к их столу.