Он – Форс

Крейден изумительно поддавался. Настолько мастерски и профессионально, что вызывал восхищение. Спокойно целился, уверенно ударял, но в последний момент выяснялось, что кий соскальзывал, что летящий в лунку шар вдруг рикошетил от края, отказывался закатываться. И так случалось примерно четыре раза из пяти. Я давилась от смеха. Насмешливо поглядывал на Крейдена из-за соседнего стола потный бородатый толстяк в клетчатой рубахе. Пузо – такой барабан, что даже широкие плечи фигуру не спасали. На меня пузан смотрел более чем благосклонно, со скрытым интересом, завуалированной похотью. И я дивилась: ведь почти не накрашена, одета простенько, не вызывающе. Но сочилась, похоже, между нами с Форсом, как невидимый радиочастотный канал, химия и страсть. Толстяку хотелось испытать подобное.

«Наивный. Она соткана из очень глубоких чувств».

Но такому, как он, не понять. Ни ему – циничному, потному, напоминающему самца только запахом перегара, – ни его тщедушному дружку, похожему на заросшего программиста.

Крейден на чужое злословие внимания не обращал, казалось, вообще не слышал его. Ни едких комментариев, пущенных после струи дыма от сигареты, ни злых насмешек, ни презрительных взглядов. Парень-кремень. А вот я потихоньку закипала. Пьяная, я вообще легка на эмоции…

Играли мы тем не менее здорово. Первую партию Форс «продул» почти всухую, во второй прикинулся, что ему немного везет (нечасто, раз от раза), третью мог бы выиграть быстро, но выбранную стратегию держал упорно – загонял шары в лунки исключительно после меня, чтобы плавно и мягко передать победу в мои нежные ручки. Котяра.

Пара за соседним столом все больше наливалась алкоголем; мы собирались уходить.

И я как раз думала о том, что Крейден, скорее всего, на самом деле играет так же хорошо, как водит и трахается, что он способен одним ударом просчитать траекторию нескольких шаров, когда нам дорогу преградил толстяк. Сообразил, что упускает «добычу», шагнул вперед, осклабился, явив неприятную улыбку.

– Мож, сыграем, друган?

На Крейдена взглянул псевдодружелюбно, как ядовитый варан. Добавил под сдавленный смешок своего товарища: – На желание. А-а-а?

– И чего ты хочешь? – Форстон отозвался очень мягко, притворившись, что к чужому ответу испытывает искренний интерес.

– С девкой твоей зажгу вместо тебя, если выиграю. Этим вечером. Ну, ты понял.

Крей даже не шелохнулся, не растерял добродушное выражение лица.

– А если проиграешь?

– Я? Проиграю?

И сдавленный хохот другана-программиста, верившего, что толстяк отменный бильярдист.

– Ты. Проиграешь.

«Ох уж этот спокойный тон».

Неужели ты не видел, что он притворяется, – удивлялась я молча.

– Ну, если уж проиграю, – хорохорился бородач, после умолк, задумался. Ответил через короткую паузу браво: – Да хоть жопу другу своему лизну. Идет?

– Голую?

Взгляд напротив покрылся тонкой корочкой ледка, но приз в виде меня был слишком хорош.

– Идет.

– Тогда играем. – Крейден улыбался. Ласково так. Конечно же, он тоже слышал и презрение, и насмешки. И он тоже умел кипеть, просто не так явно, как я.

«Когда у тебя навыки лучше, чем у спецназовца, кипеть приходится осторожно».

И нет, мне было не обидно, что играли «на меня». Форс заранее знал, что не делает этого. Что не рискует. Я знала об этом тоже и потому, чтобы не выдавать интригу, старалась не улыбаться. Лишь отошла в сторону, когда игроки заняли свои позиции.

– Одну партию! – предупредил толстопуз, предвкушая легкую победу.

– Одной хватит.

Оба принялись обрабатывать кии синим мелком.

Вот теперь он показал себя. Вот теперь он был Крейденом, которого я знала. Уступил первый ход сопернику, разбившему «треугольник» довольно удачно, с забитым в лузу шаром. А следующим уложил его на лопатки, отрекошетив шары так, что закатились по углам сразу три.

«Везет?» – бросил полный ярости взгляд «борода» программисту. Тот удивленно поморщился.

И снова толстяк. Разозлился. Ударил неточно – промахнулся.

Форс промахиваться не умел. О, эта точность, о, этот глазомер – кольца питона начали сжиматься. Стук кия о костяной бок шара – еще один полосатый в лузу. Попал и толстый. А Крей вновь сделал сразу три.

– Слышь, мужик, – послышался возмущенный рев. – Ты мне врал, что ли?

– О чем?

«Он с тобой вообще не разговаривал, чтобы о чем-то врать», – зло ликовала я.

Взгляд серых глаз с прищуром, такой не прочитать.

– Прикидывался, что играть не умеешь?!

– Для нее – да. Запрещено?

Кажется, толстопуз только теперь начал соображать, что попал. Что всего через каких-то пару ходов он должен будет на публике раздеть лохматого другана, спустить с него джинсы, опуститься на колени и лизнуть зад. Хорошо, если не раздвинутый.

Мясистые пальцы от ярости теперь ходили ходуном, целиться стало сложнее. Удар слишком резкий, напористый – почти точный, но слишком сильный. Шар отрекошетил.

– Черт… Да черт бы тебя подрал!

Борода допил пиво из стакана, на меня взглянул гневно, будто это я его обманула.

«Спор-то не я предложила».