– Я, – запинки выходили у меня, как у подростка, – не ревную. Вообще. Ты… не то подумал.
А что еще он мог, собственно, подумать? Ну, утешила она его после расставания, пригрела – мне какое дело? Итан, однако, видел вещи иначе.
– Я… свободный мужчина.
– Да, конечно, свободный. – Тупизм, не иначе. – Я просто… брала у нее одну вещь, хочу вернуть. Это важно.
«При чём здесь я?» – вопрошала затянувшаяся пауза.
– Ее старый номер не отвечает, нового у меня нет. – Чувствовалось, что мой бывший колеблется. – Послушай, я не собираюсь ничего говорить ей о тебе, о себе, о ней. Ни о чем таком. Никаких выяснений отношений.
Тишина длиной в полминуты.
– Обещаешь?
– Обещаю. – Впору было сказать «мамой клянусь». Ревность к Итану было последним, что я могла сейчас испытывать.
– Ладно, записывай.
*
Ее новый номер не отвечал тоже, и это нервировало. Уже по-настоящему напрягало. Утекали драгоценные минуты, день давно перевалил за середину, у меня в запасе несколько часов до того, как я стану второй Евой.
«А Алия обещание исполнит, и фотки в сеть сольет».
Есть такие люди, у которых вместо души клубок из грязных путаных ниток. Местами прогнивших.
Один длинный гудок, второй, третий, десятый, пятнадцатый…
План действий я продумала относительный: мне придется признать, что Форс – Девентор. Если скажу, что она ошиблась, Алия все равно не поверит. Она никогда не верит тому, чему не желает верить. Стальной трактор, ей-богу, со стальными гусеницами. Сообщу: «Да, ты права, он обещал выяснить про Фредди, сказал, что ему понадобится некоторое время». Ей придется это проглотить, потому что это надежда, потому что это шанс. А шансы Алия упускать не любит.
Дополнительное время на самом деле нужно мне, если оно будет в запасе, я сумею продумать план куда лучше текущего. Возможно, к тому моменту я не буду сплошь состоять из эмоций и нервов.
Длинный гудок, длинный гудок, нет ответа.
Черт!
Кто может вычислить адрес по номеру телефона?
– Скажи, она у тебя не живет?
От второго звонка Итан взревел, как ишак.
– Ты же сказала, что ничего личного?!
– Да ничего личного! Ее второй номер не отвечает.
– Не живет! Мы не съезжались!
Я нажала отбой до того, как он первым бросил трубку.
*
– Пап, мне нужна твоя помощь.
– Вилора, я сейчас на совещании…
У меня три секунды до того, как он отключится.
– Не клади трубку, это важно! – Отец ненавидел, когда его отрывали от работы, тем более от бесконечных переговоров. Он считал это крайне невежливым – брать трубку на заседаниях. – Если сейчас… нажмешь отбой… Послушай, вопрос жизни и смерти.
Наверное, та самая истеричная беспомощность проступила в моем голосе. Я слышала, как батя покинул кабинет совещаний, как вышел в коридор.
– Что у тебя случилось?
– Найди мне адрес человека по номеру телефона. У тебя ведь есть люди, есть связи.
– И из-за этого…
– Ты не понимаешь. Просто поверь хоть раз… на слово.
Тишина.
– Это не совсем законно, ты знаешь.
– Мне действительно надо.
Мне не нужно было его видеть, чтобы знать ту морщину, которая возникла сейчас промеж его бровей.
А следом голос сдавленный, будто отцу хотелось прочистить горло перед вопросом, но он этого не сделал: – Это… тот мужчина?
«С которым ты была ночью, когда взорвалась машина Генри».
– Нет! – заорала я, как на пожаре. – Это номер девушки по имени Алия Крудич, ты увидишь сам, проверишь… Очень срочно. Очень. Я пришлю смс.
– Присылай. Передам… нужному человеку после совещания.
– Сейчас.
– После!
И эту сталь в голосе было уже ничем не перебороть.
Что ж, хоть так.
*
Постепенно смеркалось.
Уже полтора часа я торчала во дворе перед старой пятиэтажкой на Химичах – старым домом с облупившейся штукатуркой и железными дверьми, со сломанными домофонами на подъездах. Алия на мои двенадцать звонков в дверь не открыла, отсутствовала. И я не могла пропустить ее приход, не должна была – не имела теперь возможности ни сбегать до киоска за водой, ни пописать где-либо. Если она придет и уйдет, а меня не будет…
«Почему не позвонила сама?»
Круговорот нелогичности происходящего засасывал меня, как черная воронка. Ни передохнуть, ни выдохнуть, ни справиться со своими эмоциями. Вихрь из чувств внутри набирал обороты, я казалась себе оторванным листом, бешено вращающимся по спирали.
Мы должны поговорить. Мои сутки на исходе, петля на шее все туже.
Входили и выходили из других подъездов незнакомые люди – кто-то шел домой, кто-то из дому. Прогуливалась перед домом мамаша с коляской. Здесь даже не было игровых площадок. Зажигалось все больше окон; для большинства заканчивался рабочий день – все возвращались на диваны, кухни, к телевизорам.
Позавчера все было просто и понятно, сегодня я бродила по осколкам иллюзий.
«Где ты бродишь, шантажистка?»
Окно на втором этаже оставалось темным, безжизненным.