Он – Форс

Как можно… Как можно спрашивать об этом теперь? Бить в живое, в самое сокровенное, в то, чего так отчаянно желала я сама.

«Мы здесь, – говорил его взгляд. – Ты и я. К черту остальное, оно разрулится, все однажды перетрется – мы останемся».

И да, он будет любить меня через года, как обещал. Я знала. И я. Жаль, что я рву себя на куски из-за человеческих предрассудков, жаль, что во мне сильна логика, мораль, что во мне бушуют страхи.

– Так нельзя…

Он был готов со мной уехать насовсем, навсегда. И он объяснит все, что сможет. Но я шагну назад. Нужно просто застегнуть шлем, запрыгнуть на байк.

– Да?

Я собиралась оставить его стоять там с неотвеченным вопросом. Возможно, самым главным, который он задал в жизни. И я не могла сказать «да», просто не могла. И сказать «нет» тоже – это как окончательно предать себя. Но ведь теперь все и так ясно.

– Ты тоже так можешь, как они?

Теперь его взгляд – кусок мяса. Болезненный, проткнутый в десяти местах.

– Как?

– Глаза. Двойной обод.

– Могу. – Он подписывал себе приговор этим ответом. И да, оно появилось в тех самых серых глазах, которые я так хорошо знала, которые любила. Двойное кольцо. Известный людям признак Девенторов.

Я кивнула, как мой отец, – сухо, обреченно.

С третьей попытки застегнула шлем, кое-как сняла велосипед с подножки. Я уходила, с горечью сохраняя в памяти то, что увидела только что – не двойной обод, нет, но то, как дрожат его сжатые в кулаки руки. Не от злости, от бессилия.

«А эти руки, – думала я, не чувствуя ни ног, ни педалей, – не дрожали даже тогда, когда следом летели военные дроны».

Я только что распахнула дверь северному ветру, и он выбил ее, открытую, с петель. Разнес косяк, стены, сорвал крышу, он лишил меня того, чего я желала более всего на свете. Кого. Я сама лишила.

И, если сейчас послышится вслед что-нибудь, похожее на «Я больше не позвоню», «Я предлагал тебе себя один раз», «Уходя – уходишь навсегда»… Послышится хоть что-нибудь, добивающее меня, я упаду с велосипеда, распластаюсь по асфальту и буду реветь, потому что я уже порвала себя, потому что я уже инвалид. И любая фраза убьет меня. Если сейчас послышится, как он хлопает дверцей, как уезжает…

Мне хотелось реветь в голос.

Форс не уехал. Так и стоял, так и смотрел, как его оставляю я.

*

(Lola Jane Feat. Randy Wisky – Leave You)

Я с самого начала, еще с первой ночи знала, что, если однажды Крейдена придется вырывать из своей груди, будет плохо. Но я ошиблась. Было совсем плохо. Ни разу в жизни я не ощущала столь тотальной беспомощности, потерянности, будто оказалась заперта в лабиринте с отсутствием выходов. Прямо сейчас, сидя на кровати в своей комнате отцовского дома, я не была способна ни двигаться, ни говорить, ни даже ответить самой себе на вопрос: кто я, зачем я.

И ведь все мои реакции были правильными, слова оправданными: приоритеты – вот что главное. Семья, те, кого любишь, их безопасность. Беда заключалась в том, что его я любила тоже. И до сих пор не могла понять, как настолько важную деталь, как «я Девентор», можно было оставить за кадром, подвергая меня опасности каждую нашу встречу? Наверное, он хотел счастья – для себя, для нас. Наверное, понимал, что его признание сделало бы наши встречи невозможными, знал меня слишком хорошо. Все аргументы против верные, все прозвучавшие фразы правильные, а на душе гнилое болото. Сердце хотело назад, разум уверял – нельзя. И последнее его смс на телефоне «Буду» – как финальная черта. Лучше бы он не «был», лучше бы не пришел – может, у нас до сих пор оставался бы шанс.

Мне себя, размазню, однако, следовало поднять с кровати, мне, развалине, надлежало действовать, потому что время утекало. И опасность для нас с отцом из эфемерной превращалась в реальную.

*

(Willyecho – Truth Comes Out)

«Номер не обслуживается».

У меня был ее старый номер, Алии. Остался в памяти телефона еще со времен работы в магазине. И если она его сменила, то забыла оставить новый – этот факт вызывал у меня желание нервно рассмеяться. Это все равно, что похитителю попросить огромный выкуп, но забыть указать место, куда его нужно принести. Идиотизм, честное слово.

«…не обслуживается».

Конечно, станция «Мобиком» закрылась, номера, начинающиеся на семь один, давно не действуют. Где искать ее новый? У кого?

Всплыли в голове недавно просмотренные фото из Фотограмм.

Итан номер не поменял. Он вообще всегда был излишне педантичен. Не гибок – я так это теперь воспринимала. И на мой звонок ответил после четвертого гудка.

– Привет.

– Привет.

Я не стала его спрашивать о том, как жизнь – меня это не интересовало.

– Мне нужна твоя помощь, – пояснила сухо, – я ищу номер телефона Алии.

И тишина. В трубке молчаливая укоризна, растерянность, недовольство.

– Ви… Знаешь, ревность – это не по-взрослому.

От слова «ревность» я опешила. Какая «ревность»? Что это вообще? И совершенно некстати захотелось ощутить вокруг себя руки Форса – теплые, стабильные. Мой мир бы сразу вернулся на правильную орбиту.