Он и две его жены

– Я мог бы сразу уличить вас во лжи, но мне кажется, что я правильно оценил ваш характер – хотя бы на основании вашего романа. Я сказал себе, что вы романтик, мистер Хардинг, но в то же время вы ответственный человек. Вы не любите, чтобы на вас давили, чтобы вами управляли и руководили; в конце концов вы всегда поступите так, как сочтете правильным. Если я начну загонять вас в угол, это ни к чему не приведет. В то же время, если я предоставлю вам свободу, позволю вам, так сказать, тушиться в собственном соку, вы сами сумеете все правильно осмыслить и обратитесь ко мне в соответствующую минуту, поняв, что гражданские обязанности важнее романтического рыцарства.

Я с трудом следил за ходом его мыслей, стараясь преодолеть свинцовую усталость, навалившуюся на меня, и хоть что-то, понять из того, что он говорит. А он не спускал своих умных глаз с моего лица.

– Ну, и я был прав. Произошло это, правда, несколько позже, чем я надеялся. Когда вы узнали, что Анжелика Робертс предстанет перед судом и что вы ничего не можете с этим поделать, вы решили сказать правду. Хочу заверить вас, что окружной прокурор будет удовлетворен этими показаниями. Они позволят многое уладить.

Я продолжал с усилием слушать Трэнта. Как сквозь плотный туман доносился до меня его спокойный голос – кто мог бы подумать, что это говорит полицейский.

– Вы видели свою жену после ее возвращения в Нью-Йорк, не так ли? Вы старались помочь ей в том трудном положении, в котором она оказалась по вине своего небезопасного и абсолютно никчемного любовника. Когда он был застрелен, вы с первой минуты знали, что это она убила его. Я не допускаю мысли, что вы непосредственно связаны с преступлением, но вы достаточно знали об их отношениях, чтобы быть уверенным в ее виновности. А поскольку вы считали, что "он это заслужил", вы решили молчать... стать на ее сторону. Вы даже помогли ей бежать из Нью-Йорка.

Я не мог оторвать глаз от его лица.

– Да, мистер Хардинг, – продолжал он со спокойной, самоуверенной улыбкой, – я знаю даже, что на следующий день после убийства Ламба вы ходили в отель "Уилтон". По всей вероятности, вы дали ей денег, а потом посадили в поезд. По-видимому, вы – ибо это заложено в вашем характере – были готовы создать ей алиби, если бы не провели тот вечер с мисс Коллингхем.

Я настолько отупел, что только теперь, когда он расставил все точки над "I", понял, что он хочет сказать. Боже! Он проявил фантастические ловкость и проницательность, дознался буквально обо всем, чтобы затем сделать из этого совершенно неправильные выводы.

– Значит, вы полагаете, мистер Трэнт, что я пришел к вам для того, чтобы свидетельствовать против Анжелики? – спросил я.

– А разве это не так?

– Великий Боже! А я считал вас таким умным. Я просто пришел сказать, что Анжелика невиновна. В два часа, то есть тогда, когда Джейми Ламба застрелили, Анжелика была у меня, в моей квартире.

Я рассказал ему все: об эпизоде с Элен, о том, как я лгал Си Джей, разговаривая с ним по телефону, и как был втянут в фальшивое алиби Дафны, о подробностях в отношениях Джейми и Дафны, о ее собственной версии событий того вечера. Наконец я заявил, что, по моему мнению, Ламба застрелил кто-то, с кем он договорился встретиться в этот вечер. Рассказывая, я чувствовал злорадное удовлетворение: я мог доказать Трэнту, как крепко он ошибся Я не забывал, что теряю все: должность, связь с семейством Коллингхемов, может быть, и Бетси тоже – но все это казалось мне ничем в сравнении с вновь обретенным самоуважением. Это была изощреннейшая ирония судьбы: отвергая жертву Анжелики, я мог, наконец, освободиться от нее.

Во время моего долгого рассказа я ни разу не взглянул на Трэнта. Он перестал существовать для меня как человек, он был только ухом, безличным исповедником.

– Вот как выглядит это дело, – заключил я, – и я был бы безумным, если бы не сказал вам всю правду.

– Вот как выглядит это дело, – повторил Трэнт мои слова, и это было первое, что он сказал после моей исповеди. При звуке его голоса я поднял глаза.

К моему удивлению, я не заметил на его лице ни следа замешательства или смущения по поводу того, что он свалял такого дурака. По нему нельзя было также прочитать, что он думает сейчас обо мне. Он выглядел так, словно укрылся за какой-то вуалью или маской; во всяком случае его лицо было лишено всякого выражения.

– Значит, мисс Коллингхем лгала?

– Да.

– И мистер Коллингхем тоже?

– Да.

– И Элен?

– Да И Элен.

– И Анжелика Робертс тоже лгала, хотя ей грозит процесс по обвинению в убийстве?

– Конечно, лгала. Она вбила себе в голову, что должна меня защитить. Она прекрасно понимает, чем было бы все это для Коллингхемов... ну, и для моей жены.

– Та-ак... понимаю. – Трэнт с минуту сидел неподвижно, положив руки на крышку и глядя в пространство. Вдруг он резко встал и сказал: – Одну минуту, я сейчас вернусь.