Он и Я

На следующий день долго не решаюсь показаться из спальни. До сих пор внутри все узлами завязано. Спала ужасно, дикость мутная снилась. Так хотелось, как раньше, прибежать к Гордею под бок… Но нельзя. И сейчас оттягиваю момент новой встречи, что мне в принципе не свойственно. Этот Тарский все на свете спутал! Все раздробил и смешал… Нет сил ни за, ни против кричать. Страшно. Только и страх этот необычный.

Чего я боюсь? Того, чего и хочу. Чего же?

Сердито вздыхаю и принимаюсь одеваться. Голова, конечно, не прекращает варить.

Что за неотключаемый аппарат!

Ну, ладно, если хорошо подумать… Не убьет же меня Таир?! Не убьет. Просто… Этот страх — нечто неосознанное, мной неизученное. И он гораздо выше примитивного инстинкта выживания. Нечто слишком объемное. Если дам волю, назад уже не спрячу.

Измаявшись от бездействия и тревоги, решительно выбираюсь из своего заточения. Сразу же нарываюсь на Таира. Он защелкивает ремень, бросает на меня быстрый цепкий взгляд и, без каких-либо приветствий, принимается застегивать манжеты. Сосредотачивает на этом все свое внимание.

— Папа не звонил?

Соединяя в крепкий замок руки, нервно переминаюсь с ноги на ногу.

— Нет.

— И не писал?

— Нет.

— Два месяца… — вздыхаю с досадой. Осознаю, что снова ною, повторяю одно и то же, развиваю головняк, но не могу остановиться. — Сделай что-нибудь, — стараюсь лишь, чтобы это звучало как просьба, а не истеричное требование.

— Как только будут какие-то новости или изменения в плане, я тебе сообщу, — невозмутимо отбивает Тарский.

— А сейчас типа все идет по плану?

Смеряет меня каким-то странным взглядом, словно я — глобальная экологическая катастрофа, которая, если ее не остановить, грозит уничтожить все живое на планете.

— Относительно.

Я бы могла извиниться за то, что не послушалась его в ресторане, потому как, вопреки всем обидам, чувствую себя виноватой. Однако существует одно огромное «но» — его ночная отлучка. Вспоминаю, и внутри острая лопасть проворачивается, постепенно дробя меня в фарш.

Вчера перед сном долго думала о том, как именно все произошло. Впервые со стороны Гордея прилетело столько эмоций. Все дело только в том, что тот человек представляет какую-то угрозу? Таир о нем что-то знает, теперь я уверена. Не пойму только… Его гнев — следствие моего непослушания и перспектива проблем? Или… Возможно, он все же ревнует?

Честно говоря, это кажется полнейшим бредом. Особенно сейчас, когда Тарский так спокоен и смотрит на меня, как на чемодан без ручки, который вынужден таскать за собой. Помните, да? И выбросить жаль, и носить тяжело.

И все же я всегда первым делом прислушиваюсь к тому, что чувствую, и вчера, помимо привычной заботы о моем благополучии, ощущала именно ревность.

Воспоминания и сейчас заставляют внутри все пульсировать. Сердце безумно раздает скорость, забывая о каких-либо адекватных пределах. К щекам приливает жар. Точнее, он приливает много к каким местам, а щеки меня беспокоят больше всего, потому как это видимая реакция.

Нет, мне в самом деле срочно нужно домой!

— Давай как-то по-другому попробуем связаться? — плетусь за Гордеем в прихожую. — Можно же передать сообщение через кого-то из ребят?

— Александр Дмитриевич подобного не одобрит. Настаивал, что будет выходить на связь первым, — поясняет достаточно терпеливо. — Кроме того, последнее его послание дает дополнительное предостережение, чтобы мы не пытались ничего делать. Остается ждать.

— А вчера ты сказал…

— Катя…

— Ты дал понять…

— Катя…

— …что не зависишь от того…

— Катя…

— …что скажет мой отец…

Сначала говорим, перебивая друг друга, а потом вдруг резко замолкаем. Смотрим так же, как вчера — неотрывно и пытливо. Хотя, безусловно, в разы тише эта буря. Колотит только изнутри.

— Это не значит, что я буду игнорировать очевидные знаки.

— Понятно, — выдаю чересчур эмоционально, сколько ни настраиваю себя придержать норов. — Значит, все же не зависишь. Чудесно!

Челюсти Тарского с силой сжимаются. Подбородок обозначается острее и массивнее. Ноздри покидает протяжный и шумный выдох.

— Прости… — роняю виновато и расстроенно.

Он не реагирует. Вместо этого меняет тему.

— Мне нужно встретиться с одним человеком, — сообщает сухо пережженным на эмоциях тоном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Мне нужно встретиться с одним человеком, — сообщает сухо пережженным на эмоциях тоном.

— Каким?

— Ты его не знаешь.

— Ну, конечно…

— Я ведь могу рассчитывать на твое благоразумие?

— Безусловно, можешь!

Сколько мне еще подтверждать это? Да, вчера сглупила… Но до того ведь все ровно было! Хотя, может, стоит нарушить правила, чтобы Тарский вновь не мог от меня оторваться? Только где гарантия, что не запрет обратно к Бахтияровым? Или другим «давним знакомым»… Уже ничему не удивлюсь.

— Пожалуйста, давай днем погуляем, а вечером останемся дома.