Он меня погубит

А еще я себе напомнил, что не стоит к ней привязываться. Наша близ… то есть сделка не навсегда. Конец настанет. Обязательно настанет.

– Ваше здоровье, – сказал и залпом выпил ледяное шампанское, а сам только на Мелену смотрел. А она мимо меня.

– Извините, – скомкала салфетку, – я отойду.

Да, это было жестко, но так будет лучше. Это я себе в очередной раз напомнил.

Мелена

Сжав края мраморной раковины, я смотрела на свое отражение, пытаясь понять: где же я так нагрешила? За что меня наказывают? Неужели я много прошу? Просто счастья. Обычного, женского. Неужели желать, чтобы тебя любили настолько неисполнимо?

В клинике, когда врач осмотрел меня и практически со стопроцентной уверенностью объявил, что я беременна, а после и анализы пришли положительные, мне стало страшно. Я даже осмыслить не успела, понять, как сама отношусь к столь деликатной новости, но думала только о реакции Марка. Да, он заверил, что переживать не стоит, но стальной блеск в глазах пугал. Какая-то жуткая решимость во взгляде. Меня завораживал туманный серый взгляд, но когда становился острее бритвы – я терялась, совершенно не знала, чего ожидать и к чему готовиться.

Марк был непредсказуем и властен. Он чувствовал себя довольным только когда контролировал людей и события. Если ребенок не входил в его планы, то он должен был быть в ярости. А если рад, то проявил бы как-то это. Я ожидала реакции, а получила равнодушие. К будущему малышу точно. Возможно, ко мне. А скорее всего, к нам обоим. Марк даже не пытался проявить деликатность, с легкой небрежностью объявив, что мы любовники. Да, это и так ясно, но текст звучит так, как его подают. Этот звучал без уважения. Марк меня не уважал, что уж говорить о более сильных чувствах. Вспыхнувшая надежда, что мое положение как-то упрочится, что его сердце смягчится, потухла. У Марка есть цель, все остальное вторично, даже люди, которым он нужен.

Я стала боком и натянула платье на животе. Пока ничего не видно, но ведь это пока. Закрыла глаза и прислушалась к себе: сложно. Сложно разобраться в чувствах и эмоциях. Женщины, которые утверждают, что материнский инстинкт включается только от самого факта беременности, бессовестно лгут. Осознать и поверить, что ты меняешься и больше никогда не будешь прежней трудно. Но я всегда хотела детей. Улыбка неосознанно мазнула по губам. Теперь со мной всегда будет человек, который меня любит. И я всегда буду любить, никогда не разочаруюсь. Ребенок – это ведь самое родное. Мама всегда так говорила. А будет ли с нами Марк? Он решит сам.

Я вышла из комнаты, но возвращаться за стол не спешила. Было неудобно перед родней и отцом Марка. В начале ужина я чувствовала себя частью чего-то большого, дружного, целого. Шумного и излишне любопытного, но такого настоящего. А теперь стала тем самым третьим лишним. Проституток ведь на домашние праздники не приводят. Сама себя я таковой не ощущала, но, вероятно, именно так выглядела в глазах семьи Нортман.

Вилла была намного больше, чем наша на побережье. Здесь ярко угадывалась рука женщины, душа. Я остановилась возле стены, обтянутой мятным шелком, и внимательно вгляделась в лица, запечатленные на снимках. Я безошибочно узнала Марка. Молодой, красивый, улыбчивый. С магнетическим прищуром и острыми скулами. Горячий и бесшабашный. Грея я практически не помнила, но легко определила. Даже подростком он был крепким и мощным. Красивый, похож на отца, но по сравнению с Марком простоват.

А эта темноволосая женщина, вероятно, миссис Нортман. Я нашла на столике ее фотографию и поднесла рамку ближе, изучая ту, что породила темногривого неприступного льва. Красивая, взгляд гордый, уверенный и в тоже время мягкий, любящий.

– Это Селеста, мама мальчиков.

Я подскочила от неожиданности. Чувство будто меня за воровством застали. Хожу, брожу, нос в чужие жизни сую.

– Извините, мистер Нортман, – я смущенно протянула отцу Марка рамку.

– Зовите меня Беном, – сказал и остро взглянул на меня. Без пошлости, но оценивающе. – Я вас по-другому представлял, Мелена, – затем снова обратился к снимку. – Она умерла два года назад. Все ждала, что мальчиков найдут. Не дождалась.

У меня слезы на глазах вскипели. Это ведь мой отец виноват. Его жестокость покалечила столько жизней.

– Мистер Нортман, простите… – шепотом выдохнула я.

– Не нужно, девочка, дети не должны отвечать за грехи родителей, – он даже по руке меня похлопал, чтобы не расплакалась.

– А вот вы где! – бойкая Сандра вовремя подоспела. Я незаметно вытерла слезинку в уголке глаза и повернулась к ней, владея собой. Почти. – Дядя Бен, вас мама ищет.

Мистер Нортман ушел, а вот я нет – меня тут же взяли в оборот.

– Ты из-за Марка расстроилась?

– Нет, – солгала я.

– Да ладно тебе, – не поверила она. – Он так изменился. Всегда был смешливым, добрым, прикольным, в общем.

Мы через гостиную вышли в сумрачный сад, пахучий, дрожащий от дневного зноя, схлестнувшегося с ночной прохладой.

– А сейчас стал таким же как Рейдан.

– Мне Рейдан показался приятным, – ответила я. Вежливый, улыбчивый, располагающий.