Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)

Интересно, что никто из высших советских официальных лиц не подошел к Сахарову, хотя присутствие его было всем заметно. Фотографы окружили его до речи в кpемлевском зале. Из разговоров с разными людьми, мы догадались, что схожесть программ Горбачева и Сахарова — права человека, демократизация, противостояние программе "звездных войн", вывод войск из Афганистана — могла ослабить эффект выступления Генерального секретаря, и что, кроме того, Сахарова не любят некоторые функционеры, которых Горбачеву приходится «перевоспитывать».

На приеме Андрей разговаривал с Армандом Хаммером. Он пытался убедить Хаммера (по его мнению, безуспешно)в том, что его, Андрея, освобождение может стать отправной точкой для новой встречи в верхах, на которую Хаммер надеялся.

Андрей сказал, что в речи Горбачева он почувствовал неявную угрозу в случае нарушения Договора по ПРО распространить советский суверенитет над воздушным пространством также и на космос.

Елена выразила сожаление по поводу высказанного мной в одной из статей предположения, что о мрачных стоpонах советской жизни Андрей узнал только от Боннэр, семья которой пережила сталинские лагеря. Андрей сказал, что еще на секретных «объектах» он видел колонны заключенных, охраняемых собаками, видел и женщин, котоpые были pазлучены со своими детьми и получали возможность к ним вернуться, только от кого-нибудь забеременев. Он сообщил, что его правозащитная деятельность началась еще за три года до того, как он встретил Елену.

Джером Визнер Пpогpесс тpебует интеллектуальной свободы

В наше время государство обладает огромной — можно сказать, неограниченной — властью для подчинения личности. Но это время порождает и героев. Большинству сопротивление кажется безнадежным, на борьбу осмеливаются немногие. Сахаров был одним из этих немногих. Я убежден, что Андрей Сахаров- один из величайших героев своего времени. Не думаю, однако, чтобы такая оценка пришлась бы ему по душе, — ведь он был чрезвычайно скромным человеком — скромным, но в то же время очень целеустремленным. Совместная работа с Сахаровым в Международном фонде [69], позволившая немного узнать его лично, — одно из самых замечательных событий моей жизни. Подобно многим людям во всем мире, я воспринял его безвременную смерть как трагедию.

Впервые я услышал о деятельности Андрея Сахарова от Гаррисона Солсбери, когда в 1966 г. он писал для "Нью-Йорк таймс" предисловие и послесловие к переводу "Размышлений о прогрессе, миpном сосуществовании и интеллектуальной свободе". Солсбери сказал мне, что, по его мнению, никому не удавалось написать лучше о стоящей перед человечеством дилемме. Я, конечно, с ним согласился: Сахаров не только говорил о взятом сверхдержавами курсе на столкновение, но, что более важно, давал нам надежду на то, что этого столкновения не произойдет. По существу, эта надежда заложена в самом названии сахаровской работы.

Благодаря силе и ясности аргументации «Размышления» получили после выхода в 1968 г. широкое признание. В последней главе, озаглавленной "Основания для надежды", он показал, как сделать мир лучше. Лидеры сверхдержав пытались даже применять некоторые сахаровские идеи — особенно те, которые касались мирного сосуществования, однако важнейший постулат — интеллектуальная свобода — слишком напугал советских лидеров. Книга вышла на Западе на русском языке, но в Советском Союзе была запрещена и распространялась подпольно.

Не меньше, чем своим идеалам, Сахаров был верен отдельным людям. Он и его жена много помогали попавшим в беду соотечественникам. Я вспоминаю его неутомимые усилия по освобождению узников совести. Когда я впервые услышал его рассказ об этих людях, сотни из них все еще находились в тюрьме. Потом, благодаря стараниям Сахарова, многие узники были освобождены, в заключении оставалось двести, затем девять, и наконец, двое. Андрей боролся за этих двоих с той же энергией, что и раньше. Надеюсь, что и они сейчас свободны.

В статье, написанной много лет назад, Сахаров привел обобщающую математическую аналогию ситуации, в которой находится человечество. Он сказал, что мы живем в особую эпоху, которую можно назвать "седловой точкой" истории. Закройте глаза и представьте обычное седло для верховой езды. Выберите на поверхности седла случайным образом какую-нибудь точку, и обратите внимание на то, что путей, ведущих вниз, гораздо больше, тех, что ведут вверх. И чем ниже мы спустимся, тем труднее нам будет изменить направление на противоположное. До недавнего времени путь истории вел нас все ниже и ниже. Наше время отмечено ужасами правления Сталина, Гитлера, Мао, Хомейни, Иди Амина, Пиночета и более мелких тиранов, японской агрессией в Китае, войнами во Вьетнаме и Афганистане. В нашем сознании живет память о страшной атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки и страх перед рукотворным Армагеддоном, угрожающем нам в любой момент.