Он - моя тайна

Теперь между нами точно все. Я развернулась и спокойно пошла к двери. Не убегала, но и не медлила. Уходила так, как это делали люди, уверенные в правильности своего поступка. Хотела ли я, чтобы догонять бросился? Сердцем — возможно. Головой же понимала — это тупик. Нас тех, влюбленных, порывистых, способных на поступки ради первого поцелуя больше нет. А между нами взрослыми, опытными, закостенелыми в своих привычках, чуда всепреодолевающей любви не случилось. Меня держали обязанности матери. Макса не отпускала его свобода и легкость в выборе: сегодня хочу, завтра не хочу. У меня этой «легкости» не было. Не зря считалось, что юные девушки любили по-другому — ярче и эмоциональней. Они способны на спонтанность. Конечно, легко гулять ночи на пролет и прыгать с парашютом с возлюбленным, когда дома тебя не ждал человечек, которому ты нужнее всего. Который пропадет без тебя. Потому что мама.

— Постой, — он догнал меня у лифта, за локоть взял осторожно, к себе повернул. — Мне сложно, понимаешь? Я не могу тебя делить. Я морально не вывезу твоей беготни от меня к нему и обратно. Ты либо только моя, либо никак. — На его лице отражалась борьба и торг, который сам с собой вел. Бедный. Так хочется игрушку получить, а она не хочет, чтобы в нее играли. Даже жаль его. Совсем немного. — Скажи, что необходимо сделать, чтобы ты наконец определилась?! Что тебе нужно: гарантии, деньги, штамп в паспорте? Что?

Я смотрела на него и не узнавала. Кто это? Что это за человек? Что за ерунда выходит из его рта? Я хотела отдать ему свое сердце и душу совершенно бескорыстно, еще до того, как узнала о предательстве мужа. Хотела любить на равных. Но меня, кажется, снова хотят в безвременное пользование. Нет, так не пойдет.

— Я определилась, — как раз лифт подъехал. — Я ухожу, Макс. Меня сын ждет, — и шагнула в пустую кабину. — Прощай.

— Дина… — но двери уже закрылись. Это хорошо. Не хочу, чтобы видел, как больно терять веру в настоящую любовь. Ту, которая через годы. Но, это не наша любовь. У нас гордость и незакрытые гештальты.

Я поехала в Алтуфьево. В квартиру свою зашла. Ремонт у меня здесь свеженький был, а девушка-квартирантка достаточно чистоплотной оказалась. Полы протереть, да пыль смахнуть, и жить можно. Да, маленькая, но зато уютненько. Своей комнаты у Матвея не будет, но мы придумаем что-нибудь с зонированием. Вот со школой беда, далеко слишком, придется переводиться в местную. И тренировки тоже. Ну ничего. Справимся. Я бодрилась и отвлекалась, как могла. Не хочу думать о прошлом, теперь только будущее. Мы с Матвеем начнем новую жизнь: без неверных мужей и эгоистичных мужчин.

Пока уборкой занималась, привезли продукты и постельное белье. Хвала тем, кто придумал доставку всего, бесплатно и за два часа. Теперь можно за сыном ехать. А вечером состоится серьезный разговор.

Я постучалась к Насте. Пришлось подождать — она не сразу открыла, а когда замок щелкнул:

— Настя, боже, что у тебя с лицом?!

— Женя приезжал…

У меня похолодело внутри.

— Матвей?

Она безнадежно головой покачала и заплакала. А-ааа! Где мой сын!

Глава 34

Женя

Дина разом ослабла в моих руках. В глазах бился протест, но тело предавало. Ничего серьезного я ей не дал — жизнь и здоровье жены для меня важнее всего. Анксиолитик. Она скоро уснет, а пока… Я подхватил Дину на руки, сумочку с плеча сорвал и мобильный достал. Барсова в мессенджере нашел и набрал.

Влада достаточно гротескно описала его характер, а я проверить решил, насколько вспыльчив и как к предательству относился. Я ничего не терял от этого: Дина и так уходить собиралась, а мог показать ей, что из себя представляет этот мужчина. Доказать, что она не так уж и нужна ему. Примет ли после этой ночи. Поверит ли оправданиям? Или утешится по-быстрому?

Возможно, я ошибался и Барсов реально любил мою жену, но, зная ее, уверен: неспроста Дина скрыла от него беременность и сейчас, не сомневаюсь, ничего ему не сказала. Если опасалась его реакции, значит, не доверяла. Это достаточная характеристика. Ничего, Дина поймет, что ближе меня у нее никого нет (про сына молчу, любовь к Матвею даже не обсуждалась). Только я любить буду и в горе, и в радости, богатстве и бедности.

Я бросил телефон на кровать так, чтобы Барсов видел не все, но слышал, чувствовал, сгорал от ревности. Дину обнял, руки ослабевшие на шею себе закинул, губы сладкие целовать начал. Она еще не отрубилась, но практически не соображала, а мне так хорошо стало, что позабыл совсем, что за нами наблюдали. Три дня держался, не касался ее практически, и вот она рядом, податливая и открытая. Я нетерпеливо топ стянул, лифчик расстегнул и бросил на пол: сосок губами поймал, сжал зубами, чтобы озноб по телу прошелся.

— Женя… — едва слышно простонала, на простыни падая. Я стянул через голову рубашку и накрыл ей телефон. За узкие джинсы взялся; трусики белые кружевные с ума свели. Медленно вниз потянул их, но не снял, оставил на левой щиколотке болтаться.

Все, Дина отрубилась. Сдалась сну.