Он не хотел предавать

Первым на место аварии прибежал сторож. От его вагончика до места катастрофы было метров сто. Сторож вызвал медиков и милицию, он же по горячим следам давал показания. Собирая данные для составления расчетного плана катастрофы, Олег Мочалов решил уж заодно наведаться и к сторожу, живущему в соседнем дачном поселке, километрах в двух от места аварии. Сторожа Мочалов застал на приусадебном участке за оздоровительным занятием: сторож колол дрова. Деревянный дом, стоявший на краю деревни, выгодно отличался от соседних развалюх: крепкий, ладный, с банькой в яблоневом саду, с резной деревянной беседкой, в которой летом одно удовольствие пить чай с вареньем или спать на раскладушке, накрывшись байковым одеялом. В конце сада виднелись крыши аккуратных ульев — отставник держал пчел.

По талым сугробам возле сарая гуляли хохлатые рыжие куры, каких Мочалов никогда раньше не видел.

— Это порода такая? — спросил он, кивая на хохлушек.

— Порода, — нехотя процедил сторож, но по-кулацки не стал делиться информацией: что за порода и какой с нее доход, мясом или яйцами…

Судя по защитному френчу, сторож был военным пенсионером. Мочалов поинтересовался его званием, — оказалось, полковник.

— Сельским хозяйством на пенсии занялись?

— Э, — отмахнулся полковник, — пошло оно все!.. Проживи попробуй теперь на одну пенсию.

— Чего жаловаться? — обводя взглядом просторы, сказал Мочалов. — Красота кругом. Свежий воздух, тишина, петухи поют. Живете барином.

Но отставника не привлекал образ жизни философа.

— Э! — с еще большим раздражением повторил он, сплевывая себе под ноги. — Колхоз и есть колхоз! В Америке полковник армии в отставке знаете как живет? Дом на выбор в любом штате, хоть на берегу океана, на Гавайях. Катер свой, его мать… А тут всю жизнь как собака, и на старости лет в говне приходится возиться. Ни кола своего, ни двора!

«Допустим, насчет «ни кола ни двора» — это ты, дядька, загнул», — подумал про себя Мочалов, но с людьми, которые считают себя несправедливо обиженными судьбой, долго спорить о жизни он не любил.

Отставник приглашать гостя в дом не стал. Говорили, сидя на бревнах.

Полковничья жинка, услышав лай собаки во дворе, выглянув в окно, увидела незнакомца и, заподозрив нехорошее, вышла во двор, якобы подсыпать курам зерна. Не здороваясь, остановилась шагах в трех от мужчин, бросила под ноги в грязь горсть крупы:

— Цып-цып-цып! — а сама ловила на лету каждое слово, исподлобья поглядывая то на мужа, то на Мочалова.

Полковничиха была худая, дерганая, в брюках в обтяжку, с подведенными синей тушью глазами, что делало ее лицо еще злее и непривлекательнее.

— Значит, прошлым летом вы работали охранником на дорожном участке? — спросил Мочалов. — Один?

— Нет, на пару с одним местным. Ночь я, ночь он. Он-то по характеру бывший спортсмен и отсидеть успел, но вот устроился же в охрану. — Полковник развел руками. — Связи иметь надо. Это честному человеку работу не найти, а такой гниде… Запросто!

— А помните день, когда авария произошла? Когда человек погиб, помните?

— Еще бы! Я дежурил. В девять вечера заступил, а около одиннадцати ка-ак громыхнет! Я подумал: взорвалось. Там у нас газовый баллон был, так я подумал: ну, блин, баллон взорвался! Выскочил, гляжу, а это на дороге.

Отставник помолчал.

— Покойника, Завальнюка, здесь многие знали, — сказал он. — Как он приехал в соседнюю Жуковку жить, так сразу нам и воду подвели, и газ, и дорогу заасфальтировали… Такие люди просто так не погибают, — философски добавил полковник.

Мочалов прикинулся шлангом:

— Думаете?

— Конечно, убили его, — хмыкнул отставник.

— Да кто?

— Понятно кто… Известные силы…

Полковничиха закашлялась, словно подавилась костью. Мочалов понял: это она сигнализирует супругу, чтобы меньше трепался.

— А что, может, видели что подозрительное на дороге, а? — опросил Мочалов.

— Может, и видели, — уклончиво ответил полковник.

— А поконкретнее? Что?

Полковник усмехнулся:

— Приходил уже ко мне один следователь. Салажонок… Протокол составлял. Что попусту трепаться? Дело-то закрыто…

Он сплюнул себе под ноги. Гаркнул на собаку: «Пшла!» — и псина, поджав хвост, замолкла и юркнула в будку. Испуганно поглядывала, высунув нос, на хозяина и подозрительно — на следователя.

Мочалов понял, что полковник что-то знает и недоговаривает. Может, желает, чтобы его поуламывали. Шишкой на ровном мечте себя почувствовал.

— Так что? Замечали что-то подозрительное? — повторил Мочалов.

Полковник еще думал, говорить или нет. Следователь посмотрел на часы, поднялся:

— Вы извините, некогда мне ждать. Если что-то вспомните, звоните, а мне еще сегодня к вашему напарнику заехать надо.

Это решило дело: полковник не захотел упустить роль свидетеля.

— Э, да чего вам к нему ездить, разве он что скажет? Да и не видел он ничего…

— А кто видел? Вы?

Полковник утвердительно кивнул:

— Я.

Мочалов снова сел рядом с ним на бревно. Полковничиха придвинулась ближе на шаг, уже не скрывая своего интереса к разговору.