В течение всего года нашей дружбы мы встречались три раза в неделю у забора на заднем дворе моего дома, где заканчивался ее город и начинался мой. Я не знал ее родителей, а она не знала моих, но мне было все равно. Нам было все равно. Все, что нас волновало, это моменты, которые мы проводили вместе после школы. Все, что я знал о Руби, было тем, что имело значение. То, что имело наибольшее значение. Не то, где она жила или в какую школу ходила, но я предполагал, что это была государственная школа на другом конце города. Мы говорили обо всем, о чем могут говорить одиннадцатилетние дети. Дом на дереве находился прямо за поместьем моего отца, где задняя часть границы собственности определяла, где живут богатые дети, а где бедные. Я знал, что она не из богатой семьи. Даже в одиннадцать лет, когда я видел, как она перелезает через забор, я мог сказать, что одежда, которую она носила, и обувь на ее ногах были секонд-хендом. Нитки ее рубашки были тонкими и потертыми, а ее туфли были грязными и не такими фирменными, как те, которые я носил каждый день.
Но деньги не всегда покупают счастье. Жизнь с моим отцом после того, как ушла моя мать, была тому подтверждением.
Моя мать бросила меня и моего отца, бросив нас ради другой жизни после моего десятого дня рождения. Поэтому единственным другим человеком, которого я мог назвать другом в то время, была Руби. Она была единственной, кому я мог рассказать свои секреты. В детстве, когда дела шли плохо или люди в твоей семье тебя разочаровывали, дружба, такая как та, что у меня была с Руби, была единственным, что имело значение. Моя лучшая подруга имела значение, и она была всем.
Я никогда не забуду разочарование, которое я испытал в тот день из-за своей матери. Некоторое время шел дождь, и небо было темным и пасмурным. Я все еще мог вспомнить отчетливый запах удобрений, смешивавшийся с влажной травой. Мой отец стоял в проеме входной двери цвета красного дерева, вытирая слезы, которые текли по его лицу, и я понял в тот момент… она никогда не вернется. Я больше никогда ее не увижу. Я никогда не почувствую запах ее прекрасных духов, не попробую ее домашних блюд, которые больше не будут готовиться под этой крышей. Я больше никогда не почувствую, как она ласкает меня.
Она наклонилась, пока наши глаза не оказались на одном уровне. Я никогда не забуду, что она сказала в тот день. С губами, накрашенными как розовая роза, она сказала:
— Это не твоя вина, милый. Это моя. Тебе лучше оставаться с твоим отцом, и постарайся не доставлять ему неприятностей.
Я икнул, вытирая лицо и не понимая причины, по которой она уходит.
— Ты вернешься? Я обещаю быть хорошим, мамочка. Я обещаю, — умолял я.
Она дала мне понять, что я беспокою ее, поскольку она покачала головой и не ответила на мой вопрос. Выпрямившись и выдохнув, она посмотрела на моего отца, стоящего позади меня, с гневным взглядом.
— Заведи его внутрь, Ричард. Ты выставляешь меня в плохом свете.
Я повернулся, чтобы посмотреть на отца, надеясь, что он скажет ей не уходить. Не оставлять меня. Я смотрел на него, но он лишь кивнул, чтобы я вошел.
Когда я повернулся, чтобы в последний раз увидеть свою мать, она уже была в машине, которая стояла на холостом ходу на подъездной дорожке. Она уходила от меня. Она ушла от нас обоих. Она бросила нас.
Я последовала за отцом в огромный дом, опустошенный. Он бросил на меня строгий, бесстрастный взгляд, прежде чем захлопнуть за мной дверь, и единственным звуком, который мы оба могли услышать, был характерный стук дверного молотка.
Он протянул руку и положил мне на плечо, глядя мне в глаза, и сказал:
— Никогда не доверяй женщине свое сердце. Она воспользуются этим, а затем бросит тебя, как будто ты ничего не значишь. Всегда помни об этом сынок.
После того, как Руби оставила это письмо, я понял, что то, что сказал мне отец в тот день, было правдой. Я никогда не забуду, как она меня бросила. Руби бросила меня… как и моя мать… они быстро ушли по собственному выбору, потому что я не значил для них достаточно. Их обещания были нарушены — только чтобы быть вознагражденными моей ослепляющей ненавистью. Это просто напоминание о том, как мало я для них значил. Напоминание о том, что происходит, когда ты становишься слишком доверчив.
— Ты собираешься опустить верх? — Спрашивает Крис, садясь на пассажирское сиденье моего матово-черного кабриолета BMW M8.
Я кладу свою спортивную сумку на заднее кожаное сиденье и одновременно забираюсь на водительское сиденье. Глядя на него, я закрываю дверь и нажимаю кнопку зажигания, когда двигатель моей мощной машины набирает обороты.
— Разве ты не говорил, что не должен опоздать, иначе твой отец сойдет с ума? Опустить верх занимает пару минут, чувак, — издеваюсь я.
— Просто веди машину, придурок, — кричит он, и мы оба смеемся.
РУБИ
Я сижу в офисе со своим социальным работником, школьным чиновником, судебным приставом и мужчиной, о существовании которого я не знала. Моим донором спермы… также известным как мой отец.