ОН. Новая японская проза

Правая нога Токусё внезапно распухла в середине июня, в тот день, когда он, стараясь укрыться от жгучего солнца, которое, несмотря на сезон дождей, нещадно палило целыми днями, прилег вздремнуть на раскладушке в дальней комнате. Дело шло к вечеру, жара начинала понемногу спадать, и Токусё безмятежно спал, как вдруг проснулся от какого-то странного жжения в правой ноге. Взглянув на нее, он обнаружил, что голень сильно раздулась, став толще ляжки, и приобрела правильную цилиндрическую форму. Испугавшись, он попытался встать, но тело утратило свободу движений, голос тоже ему не повиновался. По затылку заструился липкий пот. «Уж не инсульт ли у меня?» — подумал он, но голова оставалась совершенно ясной, мысли не путались. Пока, глядя в потолок, он предавался размышлениям, нога продолжала увеличиваться в объеме, ему стало щекотно, словно по натянутой до предела коже ползали муравьи. Он хотел было почесать ногу, но безуспешно — пальцы тоже не слушались. Так он лежал примерно полчаса, ругаясь про себя последними словами, пока его жена Уси не вошла в комнату, чтобы разбудить его. Солнечные лучи уже не были такими палящими, и она рассчитывала, что он вместе с ней пойдет работать в поле.

К тому времени нога Токусё, достигшая размера среднего по величине воскового огурца «субуй», приобрела бледно-зеленый оттенок, растопырившиеся веером пальцы торчали, как змеиные головы. Редкие волоски на икре выглядели как-то непристойно.

— Эй, отец! Пора, поднимайся!

Жена потрясла Токусё за плечи, и его голова безвольно свесилась с изголовья: из открытых глаз, в которых застыло какое-то отсутствующее выражение, потекли слезы, из полуоткрытого рта — слюна.

— Вставай, да поживее.

Подумав, что он, как всегда, притворяется спящим, отлынивая от работы, она схватила мужа пальцами за нос и крутанула с такой силой, будто хотела оторвать, но никакой реакции не последовало. Тут, впервые заподозрив неладное, Уси внимательно осмотрела тело мужа и обнаружила, что предмет, который она до сих пор принимала за восковой огурец, принесенный в подарок кем-то из соседей, на самом деле его правая нога.

— Что это у тебя с ногой? — воскликнула Уси и с опаской дотронулась до нее — нога была, пожалуй, немного горячее обычного, но на ощупь вполне твердая. — Видать, этот лодырь подхватил какую-то непотребную хворость, да еще в самую страдную пору!

Уси пришла в ярость, она хорошо понимала, что одной ей с хозяйством никак не управиться — надо было и полоть, и косить траву для козы, и много чего еще переделать, поэтому, тут же смекнув, что причиной столь странной болезни, без сомнения, была непреодолимая тяга мужа к вольной жизни, в которой, помимо песен, сямисэна и азартных игр, немаловажную роль играли женщины, она что было силы треснула его по икре. Глаза Токусё вывалились из орбит, и он потерял сознание, но тут же раздался легкий хлопок, кончик раздутого большого пальца лопнул, и из него хлынула вода.

Перепугавшись, Уси подвинула ногу к краю кровати и подставила под струю кувшин. Постепенно напор жидкости уменьшился, но она все текла и текла, не иссякая, и на вид ничем не отличалась от самой обыкновенной воды.

— Вот тебе раз!

Вода, вытекая из трещины на большом пальце, каплями падала вниз. Глядя на эти капли, Уси вдруг ощутила приступ любопытства и, слегка смочив палец в воде, лизнула его. Жидкость оказалась сладковатой на вкус и пахла свежей зеленью, словно сок из стебля луффы. Это показалось Уси странным, ведь обычно все, вытекающее из человеческого тела, будь то кровь, пот или моча, бывает солоноватым, поэтому, сунув ноги в резиновые шлепанцы, она отправилась в поликлинику за врачом.

На следующее утро слух о распухшей ноге Токусё распространился по всей деревне. Желающих проведать больного — а на самом деле поглазеть на его ногу — оказалось так много, что уже к полудню перед воротами дома выстроилась длиннющая очередь. Подобных очередей в деревне не видели с конца войны, с того времени, когда американцы распределяли продукты по карточкам, поэтому даже самые равнодушные в конце концов не выдержали и тоже встали в очередь. Уси сначала благодарила гостей, подавала им чай и сладости, но после того, как в доме появился случайно забредший в деревню продавец мороженого, вышла из терпения.

— Нечего глаза пялить! — закричала она и, сбегав в сарай за топориком, принялась размахивать им. Деревенские знали, как привязана Уси к мужу, хотя поедом ест его, обзывая бездельником да шелопаем, поэтому, решив, что она и впрямь способна зарубить всякого, кто посмеет ей перечить, тут же разбежались.