Я же, сняв обувь, спешу за ними. Остановившись в дверях, смотрю, как в полутьме мой шеф заботливо укладывает Нафису на кровать и… укрывает ее одеялом. У меня дыхание от этой картины перехватывает, и я прижимаю ладонь к сердцу, чтобы его утихомирить. Оказывается, я уже и забыла, что ее отец делал иногда также, когда Нафиса засыпала на заднем сидении его машины и он заносил ее домой. Но Нариман…Он ведь чужой нам. Тогда почему увиденное вызывает во мне гораздо больше эмоций сейчас?
Пропустив Наримана вперед. Ирада тихонько закрывает дверь в комнату. Втроем возвращаемся в прихожую и сестра, взметнув кудряшками, разворачивается к нашему гостю.
— Вот спасибо, добрый человек, — сестренка складывает руки в замок.
— Ирад, познакомься, это Нариман Абдуллаевич, мой начальник, — представляю я мужчину.
— Можно просто Нариман, — он протягивает ей руку и сестренка ее пожимает. Вижу, как у нее горят глаза, ведь она поняла, что это тот самый директор, про которого я рассказывала.
— Очень приятно. Ирада. Сестра, — расплывается в улыбке и еще раз взглянув на меня, замечает рисунки дочери. — А это у нас что?
— Нафиса на работе нарисовала меня и, — замялась я, посмотрев на шефа, — Наримана.
— Дай-ка гляну. Ооо, Чубакка из “Звездных войн”, - она скорчила смешную рожицу.
— Я тоже так подумал, — усмехнулся начальник.
— Оригинально. А это у нас…ты что ли? — прыснула Ирада. — Боже, мать! Ну и вареники. Прям как у рыбы из армянского мультика.
— Из какого мультика? — уставилась на нее, нахмурившись.
— Ну как из какого? Где рыба поет: “Оставайся мальчик с нами будешь нашим королёёём”*, - напевает она и тут же переключается на Наримана. — Кстати, не хотите остаться?
Мельком переглянувшись с шефом, вижу, что и он недоумении.
— В смысле “остаться на чай”? У нас со вчерашнего дня такие чудесные печеньки есть. Вы знаете, Сабина сама пекла. У меня-то руки не из того места. А она у нас и готовит, и печет, и дебет с кредитом сводит.
Ну все, ты покойница. Сколько ты там говорила у тебя жизней осталось? Семь? Скоро будет шесть.
— Спасибо за приглашение, — устало улыбается, — но уже поздно и у Сабины был сегодня тяжелый. Не хочу отнимать ваше время.
— Жаль, — вздыхает сестра, чувствуя, что сейчас получит. — Еще раз спасибо вам за моих девочек.
— Не за что. Сабин, я поеду, — он идет в сторону двери, а я — за ним. Обхватив пальцами ручку, поворачивается. — Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Нариман выходит в подъезд, а я все еще стою и почему-то гипнотизирую золотистый глазок.
— Мать, — зовет меня сестра. — Он забыл свой рисунок.
— А?
— Чубакку своего забыл, говорю.
— Дай-ка, — повернувшись к ней, выхватываю листок. — Блин, Нафиса же ему подарила, он обещал забрать.
— Иди отдай, — в глазищах Ирады вспыхивает огонь.
— С ума сошла? Он уже через пару минут уедет.
— Не уедет. Он сейчас будет стоять внизу полчаса и смотреть на наши окна.
— Что? — шиплю я на нее. — С чего ты взяла?
— В книжках прочитала. — Давай. Ты же одета. Ноги в туфли и бегом! — Ирада толкает меня к двери, открывает ее и чуть ли не выпихивает.
— Ты с ума сошла? — возмущаюсь, но все-таки запрыгиваю в лоферы.
— А ты совсем слепая, да? Ты же говорила, что он смотрит на тебя. Так вот да, я убедилась — смотрит! И еще как!
Кусаю губы, потому что понимаю — она права.
— Тебе конец, — прищурившись, цежу сквозь зубы.
— Убьешь меня потом, — эта кудрявая ведьма высовывает язык, дразнит и закрывает перед носом дверь.
Назло ей вызываю лифт. Хочу доказать, что он не стоит во дворе, а уже уехал. Ну не бывает так! Только не со мной! Спускаюсь на первый этаж, нажимаю на круглую кнопку разблокировки и выхожу на улицу. Нет его здесь, нет. Сделав глубокий вдох, иду к месту, где он оставил машину. Крепко сжимаю в руках рисунок. Во мне сейчас спорят две неравных половины: одна надеется, что Нариман уехал, другая — что остался.
Сердце колотится, когда я вижу его “Лексус” с включенными фарами. Встаю напротив и выставляю вперед ладонь, щурясь от яркого света. Он их тут же вырубает. Двигатель больше не шумит. Водительская дверь открывается и Нариман выходит на улицу. Он удивлен, озадачен и я только сейчас вижу, как все-таки хорош собой. До этого я смотрела на него и не замечала настоящей, мужской, не слащавой красоты. Скорее, я видела, вернее помнила его доброту, отзывчивость, то, как он успокаивал меня в машине год назад. А еще слышала, как о нем отзываются подчиненные. Уважают даже взрослые мужики, несмотря на то, что ему всего 36 и он им в сыновья годится. А все потому что всегда здоровается, пожимает руку, знает почти каждого по имени, а если не знает, спрашивает, как зовут.
— Сабина? Что-то случилось? — Нариман подходит ко мне, а я ничего не могу сказать — язык к небу прилип.
— Я… вы забыли рисунок, — протягиваю ему «Чубакку».
— Точно, рисунок, — отзывается, потерев ладонью лоб.