Он, она и три кота

Я с трудом выкрутилась из-под него. Первое желание просто подарить ему себя улетучилось лишь только его рука скользнула вдоль моего бедра.

— Ты секундомер включил? Я так не могу… По сухому.

— Извини, я просто озверел без тебя… У тебя нет секретной жидкости? Ведь была…

Была, где-то… Давно не пользовалась, не было нужды… В экспериментах в Лешкой после Савки я не нуждалась… Пришлось порыться в тумбочке. И пока я вдавливала животом подушку, Лешка запустил язык между моих разведенных лопаток — ура, тело еще помнит, тело еще хочет его…

— Может, постараешься сам? — тронула я подушку ухом, чтобы поймать краем глаза хотя бы его плечо.

— А ты меня вытерпишь, если что не так пойдет?

Он не шутил — говорил серьезно, хоть и приглушенным шепотом, вжавшись губами мне в плечо.

— Я тебя терплю уже четверть века, даже больше, — попыталась пошутить я, но вышло грубо: не каждые слова безопасны в каждой ситуации.

Он развернул меня к себе, навис на вытянутых руках, пригвоздил к матрасу взглядом.

— Я все же надеюсь, что когда-то ты меня любила… Но если даже нет, потерпи меня еще четверть века. Я на что-нибудь да сгожусь…

Я притянула его к себе, сжала шею до хруста — надо было тебе припереться именно сегодня. Ну ведь слышал по телефону, что я на взводе.

— Лешка, я не смогу расслабиться все равно…

— Даже пытаться не будешь?

Я мотнула головой, и он отстранился, сел и уставился на открытую в коридор дверь, за которой не было котов.

— Тогда мне ничего не надо.

Обиделся. Обидела… Пришлось прижаться к плечу губами, туда, где был след от дурацкой прививки.

— Я не знаю, что делать с Оливкой.

Лешка прижал меня к груди, и я с трудом удержалась головой у него на плече, но и отсюда слышала бешеные удары его сердца. Вниз можно было не смотреть — передумал, так передумал. Даже лучше. После игры в одни ворота всегда остается горький осадок.

— А что родители могут сделать? — вздохнул Лешка тяжело. — Если только показать на личном примере, какими должны быть отношения между мужчиной и женщиной. У нас в этом, как говорят нынче, эпик фэйл.

— И что делать?

Он снова пожал плечами, и на этот раз мне пришлось убрать голову, но мы по-прежнему сидели бедро к бедру. Было тепло, но не так, как бывает в постели у любовников, а тепло дружеское — как у людей, которые чувствуют каждый взгляд друг друга. Но сейчас мы смотрели в пустоту двери: но вот в ней вырос Оливкин Соломон и остался на пороге моей спальни.

— Она его любит больше, чем любила Сашку, — выдала я тихо.

— Откуда ты можешь знать, кого и как она любила и любит?

Леша отстранился резко и как-то грубо, и слова его прозвучали плевком. Он нагнулся и принялся собирать с пола одежду, которую зря сорвал и с себя, и с меня.

— Леша?

Он не обернулся. Начал одеваться.

— Леша!

Поднял голову, застегивая ширинку.

— У тебя много дел на сегодня?

— А что? — спросил он без задней мысли.

— Останься на ужин. Для моральной поддержки. Нас же двое родителей. Пусть мальчик знакомится с обоими. Одна голова, как говорится, хорошо, а две лучше. Вынесем вердикт вместе.

Лешка схватил майку, но просунул в нее только голову.

— Я не хочу вмешиваться в отношения Оливки с мужчинами. Я в этом вопросе не советчик.

— А я советчик? — нервно дернулась я.

— В ее глазах да. Тебя же попросили быть судьей, не меня.

А, вот в чем дело! Обиделся и на дочь тоже.

— А если я спрошу у Оливки разрешения, ты останешься?

— Я вообще не хочу уходить. Даже после ужина. Но она не захочет, чтобы я остался.

— Я позвоню. Дай мне телефон.

Он протянул мне — свой.

— Да, пап, — тотчас ответила наша дочь.

— Это мама.

— Что случилось? — голос ее из делового тут же превратился в обеспокоенный. — Ты где?

— Ничего не случилось. Я пригласила твоего отца на ужин. Тайком. Но он не хочет оставаться, если ты против.

Пауза. Мое сердце отсчитало десять ударов. Лешкино — еще больше.

— Неожиданно… — и снова в трубке тишина. — Ну, пусть остается. Я только Сереже не буду ничего говорить. А то вдруг испугается.

Где она таких пугливых находит! Ее папа ещё больше трясётся!

Глава 8.8 “Непечатные слова”

— Только, пожалуйста, не говори ей сегодня про нас, — выдавала я незапланированному гостю последние наставления, когда он сидел в метре от сервированного стола, трогая вытянутой ногой его ножку.

Мне было немного не по себе: я чувствовала себя в какой-то мере динамщицей, и моя нога тоже дрожала, пусть Лешка ее и не касался. Он ко мне вообще больше и не притронулся. Даже случайно, когда покорно выполнял распоряжения в столовой. В кухню я его не пускала — переодеваться ему не во что. И так с трудом сохранили свежесть рубашки. Женским дезодорантом.

— Я рта не раскрою, — ответил Лешка до ужаса серьезно.

— Нет уж! Пожалуйста, поддерживай за столом непринужденную мужскую беседу. А я буду только про еду спрашивать. Но вряд ли кому-то потребуется добавка. Лёша, ну почему у нас все не как у людей?

Я выдала вопрос шуткой, но уже второй час с лица моего будущего мужа не сползала маска возведённой в куб серьезности.

— Потому что ты отказалась жить, как нормальный человек. Как нормальная женщина.