Он опасен для меня (СИ)

— Сядь, Полина, — раздраженно отозвался Марк, усаживая обратно на стул. — Ты не станешь никаким донором и сдавать кровь тоже будешь, даже если ты хоть трижды здорова.

— Что?.. — растерялась я.

— Брось, ты все прекрасно слышала, — его голос звучал резко и… властно?

— Но это мой папа, Марк! Ты не можешь так…

Он снова принимал решение за меня, не интересуясь моим мнением!

— Не только твой, Полина, — в бесконечно зеленых глазах плещется стужа, а красивое лицо застыло прекрасной маской. Лишь выступившие желваки выдают его напряжение. — Я все сказал: ты не будешь и точка.

Спорить с Марком — бесполезное дело, потому я даже не стала продолжать битву, которую проиграла еще до начала военных действий. Лишь отобрала свои ладони из плена его рук и, устроив их на своих коленях, продолжила слушать лечащего врача. Тот, дождавшись конца нашей перепалки, продолжил рассказывать про состояние папы и план его лечения. Я мало что понимала в медицинских терминах, но, попросив у Павла Дамировича листок и ручку, прилежно конспектировала. Дома все расшифрую в интернете, и мне станет немного легче: я буду знать, что с папой, и как ему помогают в больнице.

***

— Четвертая отрицательная, — чуть нахмурившись, сообщила женщина в белом халате. Ее имя Марк даже не стал запоминать — скользнул безразличным взглядом по табличке на двери и вошел в лабораторию.

— И? Что не так? — не понял парень негодования женщины. Впрочем, меньшее, чего он сейчас желал — это разгадывать экивоки врача.

— Все, — она вновь посмотрела на листок со штампом — результатом анализа. — Вы не можете быть донором своему отцу. Я вообще не понимаю, как такое возможно. Вы уверены в своем родстве? Я, конечно, не генетик, но и той базы, которой я обладаю, достаточно, чтобы осознавать: если у одного из родителей первая группа крови, то у их ребенка не может быть четвертой, независимо от того, какую имеет второй родитель. Это или феноменальный случай, или же вы обладаете ошибочными данными, молодой человек.

"Ошибочные данные"? Смешно. Марк поморщился. Его мать сделала два теста ДНК в разных клиниках, чтобы доказать родство с Довлатовым. И Марик сам был бы рад, если эти гребанные данные были ошибочны, если бы не видел воочию самый последний ответ — почти стопроцентное сходство. Благодаря той бумажке он и оказался у "папочки": суд признал его отцом, и тому ничего не оставалось, как забрать новоприобретенного отпрыска к себе.

— Так вы будете сдавать кровь? — как ни в чем не бывало продолжила женщина, заполняя параллельно какой-то журнал. — Для нашего банка крови. А Довлатову Андрею может сдать… У вас же есть сестра? Можем проверить и ее.

Ага, сейчас! Так он и позволит Полинке. Она и так слабая и хрупкая, тронь рукой — и останется след.

— Есть. Но сдавать кровь она не будет. Я найду другого, подходящего по группе крови, человека. А насчёт меня: конечно. Что мне делать?

Глава 8

Дни тянулись так медленно. Невыносимо, тягуче, серо. Моя идеальная жизнь, которую по кирпичикам строил папа, рушилась без него. Меня выматывало и выводило из калеи абсолютно все: и многочасовые разговоры со следователями, и учеба, и даже общение с Кариной. Они с Гошей писали мне каждый день, а я не могла найти в себе силы ответить. Не хотела. Ничего не хотелось, кроме одного — увидеть отца снова. Сесть рядом и просто смотреть на него — прикасаться к нему я боялась. Вдруг сделаю больно? Нам с Марком разрешили зайти к нему всего лишь на пять минут, и этого было мало. Безумно мало, если понимаешь, что, возможно, больше не услышишь его дыхание и не почувствуешь родное тепло. Марк не желал, чтобы я знала про его истинное состояние, но… Судьба любит случайности.

Я и не думала подслушивать, просто оказалась не в том месте и не в то время. Сбежала с пар и поехала в больницу, а когда проходила мимо кабинета лечащего врача, слух уловил знакомый голос. Марк. Что он здесь делает в час дня?

— Я понимаю, Марк Андреевич, — проговорил Павел Дамирович, выдержав небольшую паузу. — Но и вы поймите: я медик, а не волшебник. Я не могу мановением руки вылечить многочисленные травмы. Для восстановления организму требуется время, особенно в его возрасте…

— Отцу пятьдесят два, а не восемьдесят, — раздраженно перебил мужчину брат.

— Пятьдесят два — это не двадцать лет, — парировал Леонов. — Для восстановления организму требуется время, особенно в возрасте Андрея Федоровича, только этого времени у него нет. Мы делаем все, что в наших силах. Мы очень надеемся, что ничего не случится, а следующая операция… Не делать ее мы не имеем права, но и… Мы вынуждены рисковать и надеяться, что все пройдет благополучно. Если его организм выдержит, то ваш отец поправится, и все будет хорошо, а если…

— Не продолжайте.