Он сказал / Она сказала

Команда прибыла в пункт назначения где-то под Хелстоном. Местные полицейские в куртках со светоотражающими полосками оглядели нас с головы до ног. На обочине дороги стоял фургон. Лин, склонив голову, оперлась о борт, пытаясь согреться в лучах солнца, еле пробивающегося сквозь туманную дымку. На куске картона, лежащем у ее ног, значилось: «Тяжелая палатка? Подбросим до Лизарда за 2 фунта».

Она открыла глаза и улыбнулась, услышав мой голос:

– Надо же, нас ждет персональный водитель!

– Автобусы дальше не пускают, до лагеря еще несколько миль. А деньги нам не лишние.

Она распахнула дверь, и разношерстные незнакомцы один за одним полезли в фургон, оставляя монетки на ее вытянутой ладони. На исходе века границы между субкультурами расплылись. Панки и готы смешались с клубными девицами, прицепившими к спине крылышки феи, и опрятными юнцами из Эссекса в дизайнерских джинсах. Они свалили в угол свернутые спальные мешки, и воздух в салоне наполнился душным ароматом травы. Те, кому не досталось места, развалились на грязном полу в проходе, крайне довольные тем, что после девяти часов в поезде наконец можно было спокойно покурить.

Я забралась на соседнее с Лин сиденье и задрала ноги на приборную панель.

– Как там Кит? Злится из-за погоды?

Лин закатила глаза.

– Никогда не видела, чтобы люди так психовали. У нас с Маком уже сил нет объяснять, что затмение все равно состоится, и фестиваль тоже. Так что у него всего два варианта – успокоиться и веселиться или дальше всех доставать.

– Ему просто очень хотелось, чтобы все сложилось идеально.

– Идеально не сложится, это ежу понятно. Людей из-за погоды совсем мало. Говорят, всего съедется тысяч двадцать. Рори – фермер, который дал землю под фестиваль, – сказал, что, чтобы выйти в ноль, как минимум надо пятнадцать. Конечно, может, кто-то и приедет в последнюю минуту, но все равно дела не очень.

Я вздохнула.

– А что-нибудь хорошее есть?

Лин задумчиво наморщила нос.

– Ну, если будет холодно, всем захочется выпить горяченького. Но мы все равно в убыток сработаем. Думаем даже свернуться на день раньше, чтобы просто музыку послушать, а не… А, черт, проехала!

Лин ударила по тормозам. Я удержалась, но остальные повалились вперед.

– Простите! – крикнула Лин.

Она развернулась, чиркнув шинами по придорожной насыпи, и съехала на проселочную дорогу.

– Кстати, именно поэтому никто не доезжает, – пояснила она, пока мы тряслись по кочкам. – Местные не особо довольны фестивалем и поснимали все знаки. Причем не только тот, что дорогу на фестиваль указывал, но и официальные – с названиями. В этих запутанных тропинках сам черт ногу сломит.

– Да, в сельской местности всегда так, – сказала я, когда мы скрылись в пышном зеленом тоннеле; тени от листьев плавали по лобовому стеклу, словно рыбки. – Указателей никогда нет.

Мы выехали из тоннеля и оказались у высокого заграждения из алюминиевых панелей. Здесь было полно полиции, у входа дежурил даже один конный. Двое мужчин в броских жилетах обыскали трейлер на предмет наличия запрещенных веществ и проверили билеты на фестиваль, поменяв их на специальные браслеты. Мы с Лин поехали дальше – наклейка на лобовом стекле, оповещающая о том, что мы организуем питание, послужила нам пропуском. Трейлер, подпрыгивая, несся по кочкам мимо торговых палаток и большого синего шатра в золотистую полоску. Там было все, что должно быть на музыкальном фестивале: флаги, барабаны, прилавок с фалафелями, карусели и люди на ходулях, покрытые желтой краской. Но в отсутствие толпы народа все это смотрелось, как последствия гуманитарной катастрофы. Ветер гнал по земле сухие перекати-поле.

Лин припарковала трейлер у палаток – красная для них, зеленая для нас с Китом. Я потянула за змейку. Она открылась со знакомым звуком, напоминающим о каникулах, проведенных в кемпинге, и подобных фестивалях. Внутри на двойной надувной кровати один в одном лежали два чистых спальных мешка. От сохнущих полотенец шел слабый запах мыла.

Под дубом расположился темно-синий шатер – наша чайная. Возле бойлера с кипящей водой стоял Мак. Вращающийся дискобол брызгал ему в лицо светом. Я учуяла запах корицы от пряного чая, который мы все тогда пили. На ветках дерева висели китайские колокольчики; их перезвон больше действовал на нервы, чем успокаивал.

– Еще есть время, чтобы слава о нас разошлась, – прогудел Мак в кружку.

До затмения оставалось меньше двадцати часов.

Из темноты шатра возник Кит с пакетом мусора. Он ни разу не брился с тех пор, как мы виделись, так что щетина торчала во все стороны.

– Привет, – нежно сказала я.

Кит настолько погрузился в отчаяние, что не сразу сообразил, что я приехала, и тут же расплылся в широкой улыбке. Я ощутила привычную гордость за то, что одной лишь мне удается вывести его из уныния. Он уронил пакет на землю, и мы поцеловались. Я почувствовала, как напряжение отпустило.

– Пахнешь лучше, чем я думала.

– Рори пускает к себе помыться. За отдельную плату.

– Ага, – съехидничал Мак, – все, кто прикидывается хиппи, способны вынести без душа всего два дня.