На ватных ногах я подошла к свидетельской трибуне. Мне предложили сесть, но я осталась стоять. Атмосфера была тихой и торжественной. Обстановка действовала как сыворотка правды. Однако Балкомб невинно моргал, глядя на судью и присяжных, взмахами длинных ресниц отметая прочь все подозрения.
Обвинителю Натаниэлю Полглейзу было лет тридцать пять; его парик смотрелся новым: каждый завиток блестел, будто глянцевый. Рядом – сотрудник соцслужбы в той же одежде, что и вчера. Слева от судьи сидела Фиона Прайс, адвокат Балкомба, – несгибаемая, как сталь. Парик у нее был невзрачным, однако сидел хорошо. Я отважилась бросить взгляд на места для публики. Семья Джейми разместилась на двух последних рядах. На скамейке для прессы сидели блондинистая репортерша Элли, какая-то девчушка лет шестнадцати и средних лет мужчина, который, казалось, вот-вот уснет.
Я выбрала светскую клятву – по мнению Кита, свидетельству тех, кто клялся, положив руку на Библию, доверять не стоило ввиду крайней тупости очевидца – и, как попугай, повторила необходимые слова, глядя на большой тускло позолоченный рельефный герб позади судьи: лев и единорог держатся за корону. Они отнимают ее друг у друга или поддерживают, чтобы не упала? Как хочешь, так и толкуй.
– Спасибо, что пришли, мисс Лэнгиш, – заговорил Натаниэль Полглейз. У него был акцент местного уроженца, и мою фамилию он произнес неправильно. – Не расскажете немного о себе до того, как начнете? Кем работаете, где учились и тому подобное.
– Училась в Кройдоне. У меня десять зачетов, по трем предметам высший балл, – начала я, чувствуя себя подростком. Именно тогда я в последний раз перечисляла все эти заслуги. – Изучала социологию и феминологию в Лондонском Королевском колледже, окончила в прошлом году. Сейчас у меня временная должность в Сити, в отделе рекламы.
Похоже, усеченный вариант резюме его устроил. Затем наводящими вопросами обвинитель помог мне изложить мою версию событий, которая почти совпадала с тем, что я рассказала полиции еще в августе. Рассказ звучал заученно, нелепо. Я смотрела на присяжных, желая понять, какое впечатление производят на них мои показания. Странным образом мои слова теряли всю силу и выразительность в этом стерильном зале. В полицейской будке все было иначе. Присяжных моя речь, кажется, не вдохновила. Я не смогу помочь Бесс, подумала я, подойдя к той части рассказа, где подобрала кошелек. Присяжные меня не слушают, и я не знаю, как это исправить.
Я думала, перед перекрестным допросом дадут отдышаться, но адвокат Балкомба вскочила на ноги еще до того, как Полглейз вернулся на место. Она тут же завоевала расположение присяжных, да и мое тоже.
– Мисс Лэнг-риш, – четко сказала она, тем самым обратив внимание на ошибку Полглейза, – когда потерпевшая вам сообщила, что ее изнасиловали?
Сперва я не поняла, к чему она клонит.
– Она не сообщила, в смысле, она почти ничего не сказала…
– Кто первый заявил о том, что это изнасилование?
Кровь забурлила в жилах. Теперь-то я поняла, к чему она клонит.
– Думаю, что я… Не заявила, просто дала название тому, что видела.
– То есть потерпевшая мисс Тейлор не сказала о том, что ее изнасиловали, принудили или что-то подобное до того, как вы вызвали полицию?
– Нет, тогда не говорила.
– То есть она сказала, что ее изнасиловали, только после того, как они приехали?
Адвокат сверлила меня глазами. Почему все пошло вкривь и вкось, да еще так быстро?
– Нет, но…
– То есть потерпевшая не говорила об изнасиловании. Выходит, вы самостоятельно пришли к этому заключению.
Я уперлась руками в трибуну.
– Вообще-то, он первый сказал, – я бросила взгляд на скамью подсудимых. – Он сказал: «Ты все не так поняла», он первый начал оправдываться.
Фиона Прайс заложила руки в карманы мантии, зацепившись за края большими пальцами, и подняла тонкую бровь, глядя на присяжных.
– Значит, он не говорил, что это изнасилование, он сказал буквально следующее: «ты все не так поняла».
– Потому что он знал, что это было.
Во мне росла горячая волна.
– Вы не ответили на вопрос. То есть он заявил о своей невиновности, не так ли? «Ты все не так поняла». Верно?
– Да, но…
Именно так говорят люди, когда ловишь их на месте преступления. Так говорят дети, если их застигли за поеданием печенья, пусть у них весь рот и все руки в крошках. Но к тому времени, как я сформулировала эту мысль, Прайс задала другой вопрос:
– Выходит, ответчик мистер Балкомб говорил правду, заявляя о невиновности, потому что понял, что вы неправильно интерпретируете ситуацию, и поспешил разуверить вас. Так?
– Нет.
Под мышками стало совсем мокро, и я порадовалась, что надела темное платье.
– Но вы уже составили собственное мнение.
– Дело не во мнении. Ты понимаешь, что происходит, когда видишь это.
– Вы прервали секс по обоюдному согласию, разве нет? Страстный, сильный, имевший место между двумя взрослыми людьми.
– Я знаю, что видела.
– Вы видели половой акт, мисс Лэнгриш. Вы были там в момент проникновения? В тот момент, когда согласие якобы не было дано?