Он снова здесь

– Но, невзирая на это, их расовые различия не так уж отличаются от людских. Потому вполне правомерен вопрос: знает ли собачий мир своего еврея, так сказать, еврейского пса?

Я легко могу догадаться, о чем сейчас подумали сотни тысяч читателей, и потому должен развеять их заблуждение:

– Однако вопреки частым предположениям это вовсе не лиса. Лиса не может быть собакой, а собака никогда не может быть лисой, потому и лис не может быть еврейским псом. Если уж так необходимо, то среди лис надо отметить собственного еврейского лиса, и я могу угадать его в большеухой лисице, которую еще называют ушастой собакой, ибо этой характерной еврейской чертой она в самом имени отрицает свою лисью суть.

Я несколько завелся.

– Ушастая собака! – гневно пробормотал я. – Какая наглость! – А потом быстро добавил: – Фройляйн Крёмайер, пожалуйста, вычеркните “ушастую собаку” и “какая наглость”.

Это было неприятно в чудо-телефоне: хотя там и имелась функция “стереть”, но я не мог запомнить способ ею управлять.

– Итак, – продолжил я, – мы вознамерились найти еврейского пса среди собак. Дальнейший подход очевиден: надо отыскать собаку-подхалима, которая крадется и вкрадывается в доверие, но всегда готова к трусливому нападению из засады, – и это, разумеется, такса. Я уже слышу, как многие – особенно мюнхенские – собаковладельцы меня спрашивают:

“Да как это может быть? Разве такса не самая немецкая из всех собак?”

Ответ: нет.

Самая немецкая из собак – это овчарка, за ней и именно в такой очередности идут: дог, доберман, швейцарский зенненхунд (но только из немецкоговорящей Швейцарии), ротвейлер, некоторые шнауцеры, мюнстерлендер и, извольте, даже упоминавшийся Вильгельмом Бушем шпиц. Ненемецкие собаки – это, не считая чужеземных завезенных пород вроде терьера, бассета и прочей худой братии веймаранеров (одно имя чего стоит!), тщеславный спаниель, неспортивный мопс и вообще все дегенеративные комнатные собачонки.

Я выключил диктофон и сразу же включил опять:

– И тощие борзые!

Я задумался, не забыл ли чего-нибудь существенного, но в голову ничего не пришло. Очень хорошо. Хотелось сразу же перейти к следующему вопросу, но, к сожалению, больше пока не поступало. Я передвинул прибор мышь к последней рубрике “Оберзальцберг – в гостях у фюрера”, к разделу, функционирующему подобно гостевой книге в отеле. Сюда уже поступило несколько посланий. Не все были мне понятны. С серьезными сообщениями проблем не было: “Снимаю шляпу перед вашим ясным языком” или “Смотрю каждую передачу. Наконец кто-то решился сломать закостенелые структуры!” Последнее, похоже, отражало насущные потребности народа, поскольку довольно часто упоминались слом или просто наличие таких закостенелых структур. Некий, видимо, врач говорил о “костных струкктурах”, а эксперт по металлу о “праржавелых структурах” – впрочем, было вполне ясно, о чем речь. Да и вообще для немца есть более важные вещи, чем правописание, в котором мне видится докучная тяга к бюрократическому буквоедству.

Одобрительными, хотя и непонятными казались высказывания “фюрер рулез”. Впрочем, встретился вариант “руле”, что говорило о появлении у меня поклонников во Франции, а также “фюрер РУЛС”, заставивший меня заподозрить, уж не пытается ли за мой счет привлечь внимание к своей персоне некий господин Рулс. Многократно высказывались простые пожелания “Давай дальше!” и “Фюрера в президенты!”. Я уже хотел было закончить свой визит на страницу, как вдруг увидел внизу списка десяток абсолютно идентичных сообщений от человека, назвавшего себя “кровьчесть”.

Удивительнейшим образом оно было скорее критичного содержания: “Кончай врать, турецкий еврей!”

Качая головой, я позвонил Завацки с просьбой удалить это безобразие. Что это вообще значит – “турецкий еврей”? Завацки пообещал этим заняться и предложил мне еще раз взглянуть на заглавную страницу. “Ставка фюрера” – было написано там.

Вот это выглядело действительно хорошо.

Глава XXII