Судя по количеству наград, видно было, что Константин дрался за советскую власть смело и умело. Вообще был порядочным человеком — помогал чем мог своим сослуживцам — больным, немощным и бедным. Деду Косте, каким автору — молодому лейтенанту он тогда казался, было далеко за шестьдесят. Он подолгу рассказывал о лихих кавалерийских атаках под Полтавой и Киевом. Не гнушался «стравить» и анекдот о своих соплеменниках.
— Не побьют свои? — помню, спросил я его, услышав из уст еврея порой скабрезные и явно антисемитские байки.
— А мы такие, что не боимся анекдотов. Юмор в любой форме придает сил. Только его надо понимать и принимать без обид. В анекдоте — сама жизнь, а от нее никуда не денешься, пока живешь на белом свете. Как говорил Карел Чапек, анекдоты размножаются почкованием. А вообще анекдот — это комедия, спрессованная в секунды.
— Боевой путь у вас в казачьем войске большой. Оставили мемуары, очерки, воспоминания, книги?
— Нет, некогда было, да и писать не очень любил и не люблю, — откровенно признался кавалерийский рубака. — Я по этому поводу отвечаю на такой вопрос старым сталинским анекдотом.
— Каким?
— Вот послушай: «Встретились Богдан Хмельницкий и Иосиф Сталин. Знаменитый гетман и говорит советскому лидеру:
— Мои казаки, Иосиф, все были чубатые, а твои — носатые!»
В частях Червонного казачества были и родовые «чубатые» казаки, пропитанные социалистическими идеями с желанием устроить и раздуть «мировой пожар на зло буржуям», т. е. планетарную революцию. Были и другие заблудшие. Однако руководящие должности занимали активные интернационалисты. Вот почему не на пустом месте рождались подобные анекдоты.
Основой формирования Червонного казачества стали Богунский и Таращанский красные полки, до этого служившие Украинской Директории. Начальником штаба у «казаков» был Туровский. Политотдел возглавлял Минц, будущий академик-историк. Оперативной частью руководил Шильман, комиссаром 2-й дивизии являлся Гринберг. Редактором дивизионной газеты был Дэвидсон и т. д.
Как писал А. Азаренков, «сильно сомневаюсь, что все эти людишки по происхождению или по духу имели хоть что-то общее с казаками!..»
К концу Гражданской войны две дивизии Червонного казачества — Запорожская и Черниговская составили корпус под командованием все того же В.М. Примакова.
— Знаешь, мил человек, — сказал герой Гражданской войны, — мы не обижались, когда подсмеивались друг над другом в анекдотах: кацап — над хохлом, хохол — над евреем, а еврей — над кацапом… Не обижались мы и на слово «жид», потому что такие были среди наших, отличавшиеся жадностью, трусостью и неприятием революции. Как правило, это были шинкари… Все были едины и заняты борьбой с врагами социалистического Отечества.
И наверное, правильно, ксенофобия порождается там и тогда, где и когда нет мощной национально-державной идеи, а оттого и появляется в обществе национальная разбалансировка.
Юмор — это лечебная правда в безопасных для жизни дозах. Он, как плющ, вьется вокруг дерева. Без ствола он никуда не годен. Ствол — это коллектив, общество, страна, держава.
Как говорил английский романист Гилберт Честертон, «человек, который хотя бы отчасти не юморист, лишь отчасти человек».
Таким автору запомнился рубака Червоного казачества Константин Яковлевич Горин — борец за советскую власть на Украине.
КРОВАВЫЙ ГОД
Николаю Кравченко тоже довелось быть «к несчастью» в несчастье со своим народом. Это случилось в смертельно опасном тридцать седьмом.
Именно после раскрытия военного заговора Сталин дал зеленый свет Ежову. Ежовщина породила кровавый тридцать седьмой, затащивший в водоворот событий жертвы, а в дальнейшем и самих палачей, ставших жертвами. Этот год со временем аукнется многим чекистам, в том числе и невиновным в репрессиях, как их понимает современник.
Пепел крематория и кровь расстрелянных «врагов народа» и оных без кавычек до сих пор будоражат души и тревожат сердца наших сограждан. В раструб кровавой мясорубки, правда уже без ножей, почти через двадцать лет, попал и молодой тогда сотрудник госбезопасности Николай Кравченко.
После окончания службы, как на достаточно образованного по тем временам, дисциплинированного, политически подготовленного и физически здорового молодого человека, обратил внимание сотрудник контрразведки и предложил стать чекистом.
Как мог юноша, покинувший пределы армейской казармы, отказаться от романтической профессии чекиста, о которой в тридцатые (а разве только в тридцатые?) слагались саги и пелись песни.
Но были и другие оценки происходящих событий, высказываемые в основном на кухнях среди своих близких и знакомых: