— Я тогда решил, что ты там с кем-то встречалась, а потом к нему ушла, — Макар продолжал говорить и тереться щекой о ее висок, — я ж чуть не свихнулся тогда, Эвочка. Чемодан с твоими вещами на свалке нашел и фотки наши… Я тебя искать начал, домой к тебе ездил, где квартиранты жили, и дядьку твоего донимал, а потом понял, что ты меня бросила и видеть не хочешь, подумал, что из-за мужика. А это все из-за меня… — он застонал, зарываясь в ее волосы и так сдавливая затылок, что у нее слезы выступили. Или они уже давно подошли и все ждали случая, чтобы пролиться. — Ты говорила, что тебе нравился какой-то хмырь, я от ревности, думал, сдохну.
— Это ты был, Макар, — сдавленно сказала Эва, героически не давая слезам выхода, — всегда только ты. Ты мне понравился, как только я тебя увидела в ресторане, мы с Аленой твоей там были…
— Нет, — Мак с силой прижал палец к ее губе, — не моя она. Ты моя, моя девочка, моя Эвочка…
Он снова обнял ее, пряча ее лицо на своей груди, а Эве хотелось выть от бессилия, потому что даже если бы она и поверила Макару, ничего не изменить. Она связана договором, Машка называет отцом Арсена. Если Макар узнает, что дочка его, он не отступится, и что с ним тогда сделает Ямпольский, Эве даже подумать было страшно. Да и верить Макару не получалось, не верилось и все.
— Ты женился, — прошептала она чуть слышно, но Мак услышал.
— Женился, — прошептал в ответ, — думал, она твоя сестра, ты как-то узнаешь. Досадить тебе хотел, идиот, да? — снова он терся о нее щекой, лицом о лицо, о волосы, и она подставлялась, внутренне проваливаясь куда-то на нижние этажи. — Я правда думал, что люблю Алену, Эва, пока не потерял тебя. И тогда понял, что она была просто детской привязанностью, первой любовью, но от той девочки, в которую я был влюблен, ничего не осталось. Ты моя любовь, Эва, без тебя я просто не жил. Без тебя и без Машки…
— Ты спал с ней, — Эва попробовала увести разговор с опасной дорожки, но он сам остановился, взял ее лицо в ладони и заговорил:
— Спал. Я был женат на Алене, и да, я с ней спал. Но ни разу не сказал, что люблю ее, парадокс, да? Другу говорил, а ей нет, потому что Тим правильно сказал, гештальт. Незакрытый гештальт. А когда я это понял, было поздно. Ты тоже спала с отцом Машки, и к нему ты ушла второй раз. И ты замужем за Ямпольским, но разве ты его любишь?
— Мой муж не показывает тебе видео, как мы это делаем, правда же? — зло спросила Эва, и Макар осекся. А потом чуть не задохнулся.
— Видео? Какое видео, ты о чем?
И ее как прорвало. Эва была даже рада выплеснуть на Макара все, что скопилось за эти годы, что мешало и мучило. Реагировал Макар… странно. Молча выслушал о домашнем порно-ролике, при упоминании о беременности жены непонятно выгнул бровь, а когда она сказала, что сестра собиралась отнять ребенка и грозилась опекунским советом, лишь поморщился.
— Вот как, значит она приезжала к тебе, — сказал он тоном, в котором Эве послышались на удивление незнакомые нотки. Нехорошие, — и деньги тебе одолжила? Послушай, Эвочка, давай договоримся так. Алены для тебя больше нет. А для меня нет Ямпольского. И Машкиного отца тоже. Есть мы. Я вас забираю сейчас же.
— Нет, Макар, — Эва покачала головой и сделала шаг назад, — никуда мы не поедем. И разводиться я не буду, Арсен хороший муж и прекрасный отец.
— И что? Алена, возможно, шикарная жена, — Мак снова подошел вплотную, — для кого-то. И мне похер. Мне ты нужна. А если нет, пусть меня лучше твой Ямпольский застрелит, я больше не хочу без тебя, не могу… — он дернул ее на себя и заговорил, рвано выдыхая слова, как выплевывая, — ты же тоже любишь меня, Эвочка, по глазам вижу. Никогда не понять тебя было, а сейчас все видно. И хочешь меня так же.
— Нет, Макар, — попыталась она увернуться, — я тебя больше не люблю.
И тогда он толкнул ее к стене, навалился сверху и вдавил кисти рук в стену.
— Проверим?
Дрожь, такая забытая, такая сладкая пронзила ее, пыхнула жаром, затопила все внутри, а потом ринулась вниз. В мозг билось, что надо уйти, стряхнуть с себя этот так не вовремя охвативший трепет, прогнать проклятое желание, замороженное на столько лет, — как там Арсен сказал, замороженная ледышка?
Но было поздно, Макар понял, его глаза вспыхнули, он приблизил лицо почти вплотную, и Эва ощутила, как его пробирает до самого основания:
— Целуй меня! — потребовал он.
Ее губы сами искривились, подбородок дерзко вскинулся, и не она, а что-то внутри нее сказало:
— Тебе надо, ты и целуй.
Эва решила про себя, что если он вопьется губами, даже раздумывать не станет, в пах коленом, как учила Кристинка, и на выход. Но Макар неожиданно отстранился, поднес к губам ее ладошки и, не спуская с нее горящих глаз, начал целовать кончики пальцев. По одному. Так начиналась их излюбленная прелюдия к долгому, затяжному, изматывающему, но такому крышесрывательному сексу, что у нее невольно задрожали колени.