— Увезите ее, — указал он охранникам на Эву, — а этого верните к гостям.
Пара охранников подошли с двух сторон и взяли Демидова за локти, но тот больше не сопротивлялся. Двое других помогли Эве подняться. Арсен подошел к ней, посмотрел все тем же ничего не выражающим взглядом, провел большим пальцем возле нижней губы, с силой вдавливая, и Эва увидела на его пальце след от губной помады.
Его губа по-прежнему кровоточила, Эва протянула руку. Думала, отбросит, но нет, стоял и ждал. Она аккуратно обтерла кровь, а потом вытерла ладонь о платье.
Вниз спустились на том же служебном лифте, Арсен больше не смотрел на Эву, а ей хотелось лечь прямо на землю и уснуть навечно. Голова гудела, мыслей совсем не было, одна-две промелькнет от силы, не больше, хоть это радовало.
— Арсен Павлович, Алексей Игоревич звонил из аэропорта, он к вам едет, — окликнул кто-то из охраны. Ямпольский не поехал в одной машине с Эвой, и она тоже этому была рада. Его молчаливого присутствия она бы сейчас просто не вынесла.
Их машина въехала следом за Ямпольским, и Эва увидела, как он быстрым шагом пересек лужайку и скрылся в доме. Через минуту на втором этаже в окне кабинета вспыхнул свет. Она заглянула к дочке, а потом подумала немного, и решительно направилась в кабинет мужа.
Арсен стоял у окна спиной к Эве, сложив руки на груди. Не повернулся, ничего не сказал, хотя она даже прокашлялась.
— Арсен, я… — и тут он обернулся. У него было такое выражение лица, что ей захотелось с визгом выскочить из кабинета. Но визжать Эва не стала, а продолжила, снова прокашлявшись: — Я не справилась. Прости. Разведись со мной. Определи неустойку, какую сам решишь. У меня есть квартира, я могу ее продать…
— Квартира? — он хищно улыбнулся. — Зачем? Демидов за тебя земли отдает.
— Но я не хочу, — ее голос дрогнул, — не хочу, чтобы он меня покупал. Я не вещь.
Арсен склонил голову набок и окинул ее оценивающим взглядом. Может, и сказал бы что-то, но тут отворилась дверь, и вошел Алексей.
— Иди к себе, — холодно взглянул на Эву Ямпольский, она пыталась еще что-то сказать, но лишь добилась, что он раздраженно прикрикнул: — Я сказал, иди к себе! Проходи, Леша…
Алексей приветственно кивнул головой, а когда проходил мимо, вдруг подбадривающе улыбнулся, и Эва чуть не лишилась дара речи. Она, напротив, готовилась к экзекуции. Мужчины дождались, пока за ней закроется дверь, дальше послышались приглушенные голоса.
Эва доплелась до своей комнаты, стащила уже годящееся только на мусорку платье и с наслаждением встала под теплые струи душевой кабины. Надела пижамные шорты и рубашку, только начала разбирать постель, как со стороны гардеробной послышались тяжелые шаги. Она обернулась и застыла в ужасе.
Арсен ворвался, открыв дверь чуть ли не с ноги, и увидев его, Эве впервые стало по-настоящему страшно. Его глаза напоминали жерла вулканов, дыхание с хрипами вырывалось из мощной груди, как будто у него легкие перемолоты в фарш. Он в два шага подскочил к Эве и схватил ее за воротник пижамы.
— Арсен, пожалуйста… — голос пропал, вместо него раздавалось жалкое сипение. Но Ямпольский не слышал, рванул полы пижамы в разные стороны, и пуговицы полетели на пол, вырванные с тканью и нитками. — Не надо, Арсен…
Эва попятилась и упала на кровать, она прикрывала руками грудь, хоть и была в тонкой шелковой маечке, но Арсен схватил ее за руки и навис сверху, вперившись взглядом в ее татуировку. А потом молча стал расстегивать пуговицы на рубашке.
— Не делай этого, Арсен, пожалуйста, — кое-как прошептала она, сдавливая руками горло, но он снова схватил ее за руки, поднимая с кровати. Стащил с себя рубашку и… набросил на Эву, стянув впереди рукавами.
— Смотри, Эвангелина, — прохрипел он, подтягивая ее к себе впритык за рукава, — хорошенько смотри.
И она смотрела, смотрела прямо перед собой. Глаза заволкло пеленой, но она все равно видела то, что не могла разглядеть раньше, потому что не искала. Над сердцем, выше, чем у нее, ближе к предплечью, тянулось родимое пятно, крупнее и темнее, чем у нее — темная полоса на морде Шерхана, выбитого на литой груди.
Эва подняла глаза и встретилась с его взглядом — лихорадочным, испепеляющим, истекающим лавой, а в самой глубине зрачков будто застыли дождевые капли.
— Нет, — пораженно прошептала Эва, — этого не может быть…
— Может, — тоже шепотом сказал он, а потом схватил ее в охапку и с размаху впечатал в свой каменный торс.
Эва вжималась мокрой от текущих ручейками слез щекой и думала, что вовсе он не каменный и не отлитый из стали. Он самый настоящий, живой, который судорожно переводит дыхание и гладит дрожащей рукой ее спутавшиеся волосы. Прячет лицо в ее макушке, хрипло повторяя:
— Девочка моя… моя девочка…
Глава 39
Макар, сцепив зубы, терпел, пока его вели к лифту, но войдя внутрь, выдернул руки. Бодигарды Ямпольского молча подчинились, и Мак отвернулся. Он еще не мог поверить, что это действительно произошло, он ведь даже на танец не рассчитывал, потому и спешил сказать Эве много-много раз, что любит, любит, мать его, как никого не любил в жизни.