— Я знаю, что это не несчастный случай. Папу убили! И теперь могут убить меня.
— Тебе ничего не угрожает. Я усилил охрану.
— У папы тоже… Была охрана, — произнесла с нескрываемой в голосе горечью.
Я тяжёло вздохнув, не найдя подходящих для ответа слов, а затем ощутил, как спину жжёт чей-то тяжелый взгляд. Обернулся через плечо и, увидев в метрах пятидесяти от могилы Смоленского знакомый силуэт, недовольно насупил брови.
— Идём, — обратился к девушке, — нужно ехать на поминки.
Элла, понурив голову, послушно зашагала рядом. Мы вышли за ворота кладбища и остановились напротив чёрной иномарки.
— Ты езжай одна, я позже присоединюсь. Нужно отлучиться ненадолго, — открыл перед девушкой дверцу автомобиля и помог забраться на сиденье.
— Мурат, — схватила меня за руку, призывая остановиться, — будь осторожен.
Я наградил Эллу снисходительным взглядом и, молча кивнув, захлопнул в машине дверцу. Решительно зашагал к воротам кладбища. Миновал центральную аллею и на перекрёстке свернул направо. Не успел дойти до могилы Смоленского, как путь преградил Калинин.
— Не обязательно было приходить на кладбище, — невольно протянул я, заглядывая в холодные глаза полковника. — Или боитесь, что не сдержу своего обещания и сбегу?
— Да куда ты сбежишь? — зловеще хохотнул. — У тебя же сын родился.
Я недоуменно уставился перед собой, на что Калинин повёл бровью.
— А ты не знал? — спросил он и я согласно кивнул головой. — Ну что ж… Прими мои поздравления, наверное.
— Вы уверены, что Катя родила? — не сдержав эмоций, схватил полковника за руку, — ей же рано рожать?
Калинин стряхнул мою руку, смиряя ледяным взором.
— Вчера родила. Ребёнок слабый, недоношенный… Думал, ты знаешь.
Мир потерял краски. В один миг всё стало чёрно-белым, пугающим и холодным. В груди больно сжалось сердце. Вначале замерло, а затем, совершив сальто, застучало с бешеной скоростью.
— Сколько у меня есть времени? — спросил, придя в себя.
— Неделя.
— Две…
— Не наглей! — сказал, как отрезал. — Неделя, Шахин, а затем приходишь с чистосердечным.
— И много мне дадут?
— Не волнуйся, на твой век хватит, но учитывая помощь следствию и чистосердечное, — немного призадумался, — суд значительно уменьшит срок.
Не ответил. Просто молча кивнул и пошёл прочь, в противоположную от полковника сторону.
Размашисто шагал, стараясь фокусировать взгляд на дороге. Но перед глазами был не мокрый после дождя асфальт, а заплаканные глаза любимой девочки. Я - грёбаный ублюдок, разрушивший её жизнь. Знал же, что нельзя трогать, нельзя приближаться! Что моя суровая, мать её, реальность, опасна для Кати и сына.
Не сдержавшись, пнул ногой колесо тачки, но только легче не стало. Внутри всё перевернулось в очередной раз.
Распахнул дверцу, порыскал в бардачке и достал пачку сигарет. Подкурил. На мгновение прикрыл веки и стал всё тщательно обдумывать. Раньше у меня была хоть маломальская надежда, что Катя меня простит, когда обо всём узнает. Чтобы завязать с криминальным прошлым, мне пришлось пойти на сделку с правоохранительными органами. Всё делал по строго оговоренному плану. Свадьба. Взрыв. Похороны. Суд. Тюрьма. Еще вчера думал, что ради Кати и сына смогу всё это выдержать, но теперь… Я гребануться, как обо всём жалел!
Он имел наглость прийти ко мне в роддом. Сперва я не хотела выходить на улицу, решив, что Шахин не достоин даже того, чтобы с ним разговаривать. Но он стоял под окнами моей палаты, всё время поглядывал на часы на своём запястье и уходить не собирался совсем.
Я всё-таки спустилась к нему. И не потому, что мне вдруг стало жалко предателя. Просто надоело прятаться за стенами роддома. Это он обидел меня. Это он сделал больно! Избегать всю жизнь не смогу, лучше сразу обозначу границы, чтобы больше никогда не подходил к нам с сыном даже на расстояние пушечного выстрела.
Оделась потеплее, даже шапку натянула. Не то, чтобы я собиралась долго торчать на улице и мерзнуть из-за этого мудака, просто с момента беременности я привыкла относиться к своему здоровью гораздо внимательнее, чем раньше. Отныне я — мама и болеть категорически нельзя!
— Ну и долго ты собираешься торчать под моими окнами? — выплюнула вместо приветствия.
— Привет, — он кривовато улыбнулся и, мазнув по мне оценивающим взглядом сверху вниз, попыталась сунуть в руки букет цветов.
Цветочки красивые и ни в чём не виноваты, но я не сдержалась. Схватила букет и со всего размаху проехалась им по физиономии бывшего.
— Полегчало? — спросил он, прикладывая ладонь к окровавленной щеке.
Хорошие розы. Колючие!
— Нет.
— Можешь повторить, если очень хочется.
— Единственное, чего мне очень хочется — это то, чтобы ты ушёл. Поскорее и навсегда.
— Кать, — грустно вздохнул, заглядывая в мои глаза таким опечаленным взглядом, что внутри всё перевернулось. — Я знаю, что очень сильно виноват перед тобой, но если ты дашь шанс, то попытаюсь всё объяснить.