Он убил меня под Луанг-Прабангом. Ненаписанные романы

– Да, – ответила женщина и поднялась. Надев шапку, она вышла из ресторанчика.

Австриец поднялся и спросил:

– Посмотрите, она начала спуск?

– Куда? – не понял Степанов.

– Вниз. Она всегда ждет бурана и спускается вниз через метель.

Степанов смотрел на снежную мглу, но ничего не смог увидеть.

Австриец застегнул свою куртку, допил сливовицу и сказал:

– Если бы эта женщина смогла меня полюбить, я был бы самым счастливым человеком в мире.

Степанов заметил, что австриец сейчас уже не был краснолицым. Он видел только, что он седой, а лицо у него стало бледное и скулы обтянуты щетинистой кожей.

– В мире, – сказал он очень грустно, – есть одна-единственная женщина, которая может дать счастье, но она всегда принадлежит другому.

И он ушел, и Степанов увидел, как сквозь метель промелькнула стремительная тень, – австриец погнал вниз, следом за этой молчаливой, смуглой, совсем не красивой женщиной.

04.47

– Вы просто устали, милый, – сказала Тань, целуя Эда.

Эд повернулся на спину и закурил.

– Ты все знаешь, Тань? А? Ты знаешь все?

– Про мужчин я знаю все, – улыбнулась она в темноте, – а про себя я ничего не знаю.

– Наверное, в моем возрасте уже нельзя ложиться с женщиной, если не любишь ее. Или хотя бы не увлечен самую малость.

– Вы хотите обидеть меня?

– Прости. Просто такая дурацкая привычка – рассуждать о себе вслух.

– А я думала, что писатели чаще думают о других.

– Ты тоже думаешь? – сказал он жестко. – Кто бы рядом со мной хоть немного не думал, а?

– Поспите, милый, – сказала она, обнимая его своей тонкой, прозрачной рукой, – вам надо отдохнуть. На этой страшной войне вы совсем не щадите себя.

– Ты заплачешь, если я ударю тебя, Тань?

– Если вам станет легче – ударьте. Я не заплачу. Хорошо, что вы сказали, а то я бы очень удивилась. Меня никогда не били.

– Это хорошо.

– Я любила первого мужчину. Побои нравятся тем женщинам, которые поняли любовь после насилия.

– А кто был твоим первым?

– Муж.

– Где он?

– Его убили.

– Когда?

– В позапрошлом году.

– Кто?

– Вы. Он попал в бомбежку.

– И ты можешь лечь со мной в постель?

– Люди никогда не умирают бессмысленно. Значит, его смерть была угодна Богу. Иначе бы он не погиб. Ну, ложитесь сюда, – сказала она, – еще ближе. Вам надо отдохнуть, и тогда вы будете сильным.

– Тебе было хорошо только с мужем, Тань?

– Нет. Мне было хорошо с другими тоже. Мне с вами будет тоже очень хорошо.

Эд поднялся. Ему хотелось сказать этой красивой женщине что-то грязное и злое, но он ничего ей не сказал. Он только попросил:

– Одевайся, Тань. Мой друг отвезет тебя домой, а я поеду на аэродром.

Он зашел в комнату к Файну.

– Ты не спишь?

– Сплю, – ответил тот, пряча диктофон. – А что?

– Отвези женщину домой, а я пока оденусь и позвоню Биллу.

…Билл не поднимал трубку, потому что Сара тихо, то и дело оглядываясь на спящего, опасаясь разбудить его, ненароком выдернула каблуком штепсель телефона из белой фосфоресцирующей розетки. Когда штепсель брякнулся на кафельный пол, Сара, вздрогнув, замерла и осторожно повернула голову: Билл по-прежнему сладко посапывал во сне.

Она тихо приоткрыла дверь, и дверь длинно, протяжно заскрипела. Сара снова вся замерла и снова обернулась на парня, повторяя про себя как заклинание: «Сейчас, ну сейчас, сейчас… сейчас». А выйдя из его комнаты, она побежала по длинному стеклянному коридору и уже не боялась холодного перестука каблуков по кафельному бело-голубому полу.

Около двери, которая вела на улицу и которая была все ближе и ближе, которая наваливалась на нее, как громадная тяжесть, и приближалась к ней, как будущая свобода, появился Самни, тот чревовещатель, который так смешно пугал ее в баре. Он появился неожиданно – видно, быстро выскочил из своей комнаты. Он стоял в майке – здорово пьяный.

– Хэлло, – сказал он, больно схватив Сару за руку. – Хэлло. Где наш Билл?

– Что? Он у себя. Пустите, мне больно руку.

Не открывая рта, он произнес горлом:

– А вот у меня болит душа! Это хуже, чем ручка!

Он потянул Сару к себе и сказал:

– Зайдите ко мне на минуту, я вам что-то покажу…

– Хорошо, – сказала Сара, – только пустите руку.

Он покачал головой, и странно улыбнулся, и обнял Сару. Она рванулась что было сил: Самни, потеряв равновесие, упал, увлекая Сару за собой – на холодный голубой кафельный пол. Она ударила его каблуком в живот, он, охнув, отпустил ее руку. Сара вскочила и выбежала из двери. Она бежала по темной улице, больше всего страшась услышать позади себя сопение этого Самни. Она боялась оглянуться, она бежала, повторяя все время: «Сейчас, сейчас, Эд, родной, сейчас! Сейчас, Эд!» Она часто жмурилась, чтобы отогнать навязчивое, до ужаса явственное видение: голова Билла на смятой подушке и слюнка, которая стекала желтым пятном из его большого мальчишеского рта, а еще она видела близкое лицо Самни, который хватал ее и что-то говорил, а губы его были недвижны, как и недвижно лицо, замершее словно маска.

04.47

– Мой парень где-то загулял, – сказал Эд вернувшемуся Файну. – Хочешь слетать со мной? Это будет нетрудный полет.

– Спасибо.

– Спасибо – да?

– Конечно. Сейчас я переоденусь.

– Зачем? Включим печку, ты не замерзнешь.